Жильцы «Дома» просто завалили полицейский участок жалобами, что из квартиры самогонщицы Синники нестерпимо смердит. Мало того, что Синники варит самогон и продает местным синякам, так еще с недавних пор она начала таскать весь хлам и мусор к себе в дом. Жаловались на ужасный неистребимый запах и Нера, и Кайса, и Сирка, и Люлли. Все соседи Синники не раз уже писали на нее доношения, но особо усердствовали в этом деле чистюли Венники и Ванни.
Выслушав розовощекого помощника Ментти, сыщик Калле тут же предположил, что старуха на почве учения Аско сошла с ума и теперь тащит к себе всё, что другие выбрасывают! Ведь Аско, прикупая горючую смесь у Синники, наверняка прозудел ей уши своим учением.
«Раз уж я мусор, то мне мусором и заниматься», – решил Криминалле и отправился к старухе Синники по заваленной мусором набережной. Пыль, поднимаемая ветром, заволакивала бледное финское солнце – на открытых гладях ветер всегда неистовствует, – норовила залепить и ранить крошками-соринками глаза, чтобы Калле заплакал и не видел под ногами ни битого стекла, ни пустых зажигалок, ни рваных пакетов, ни прошлогоднюю листву.
Этот мусор, эти ошметки жизнедеятельности, эту опыль и падаль можно было счесть симптомами разрушения Нижнего Хутора. Смрад и сор, заполонившие улицы и набережную, были квинтэссенцией гражданской войны, которую вели жители Нижнего Хутора с властями и друг с другом. Были замесью и завертью будущих страданий и разрушений, как предвестники великой беды, уже сейчас ранили сыщика Калле в самое сердце, заставляя катиться неосознанные слезы.
«Впрочем, бедных немощных бабушек, всех этих любительниц и рассадниц мусора, еще можно понять, – рассуждал Криминалле, стоя в подъезде «Дома» и глядя на свалку старья на лестничной площадке. – Голодное военное детство, хроническое недоедание, затем времена сплошного дефицита, когда все приходилось добывать в очередях с интригами и с боями или из-под полы».
«Если в молодости не удавалось прилично одеваться и наедаться досыта, это непременно скажется в старости», – благосклонно настраивал себя Криминалле, поднимаясь по лестнице и перешагивая через тюки с хламом. К запаху он уже немного привык. «А социальное жилье всегда так попахивает», – подумал он, нажимая грязную кнопку звонка.
14
Благодушное настроение Калле разом улетучилось, стоило Синнике приоткрыть дверь квартиры. С перекошенным от хлынувшей вони лицом Криминалле показал Синнике удостоверение. И то ли из-за злого лица, то ли из-за грозного удостоверения Синника решила тут же во всем признаться.
– Если вы про это дело Тююкки, то Упсо здесь ни при чем! – заявила она. – Это я попросила его напасть на Тююкки. Эта стерва в молодости увела у меня мужика, Йоссика, и прожила с ним всю жизнь. Я ждала, когда она помрет, чтобы привязать его к себе, но эта ведьма бедного Йоссика извела. Я собирала весь мусор в надежде, что мне что-то достанется со стола Тююкки и Йосси. А когда она стала выбрасывать его вещи, я наняла Урко, чтобы он их перехватил, прежде чем их свезут на свалку к этому нечестивцу Мерви! Хотела, чтобы и мне что-то досталось от сладкой жизни Тююкки и Йоссика. Чтобы и я вкусила миновавшей меня радости.
– Дурдом, – вынес вердикт Калле и через голову Синники заглянул в квартиру, заполненную смердящим хламом.
Не-ет, сажать за решетку двух людей из-за пакетов с мусором, это уже чересчур! Лучше посвятить себя борьбе с нечестивцем Мерви! Сосредоточить все свои силы и бороться всеми способами.
Столпившиеся на лестничной клетке соседи Синники тоже примолкли, погрузившись в невеселые раздумья. Кастро и Люлли, Конди и Нера, Пертти и Исскри, Холди и Никки, Пиркка и Иллки, да и все собравшиеся в подъезде жители «Дома», услышав слезливое признание Синники, переменились к ней. Глядя на Калле и Синники, многие подумали, что последняя, в отличие от Папайи, хотя и не делает маникюры каждый день и не носит кружевные митенки, зато умеет любить всем сердцем. Они с нежностью смотрели то на Калле, то на Синники, хотя еще секунду назад готовы были руками Калле разорвать старушку на части.
Но теперь все жалели Синники, которая прожила с Йоссиком душа в душу целых тринадцать лет. А потом явилась молодая Тююкки и увела мужа из семьи. Мало того, что он бросил разбитую годами и парезами жену, так он еще начал с ней судиться из-за квартиры в доме, намереваясь выкинуть супругу и дочь на улицу.
Следователь Калле уже решил было закрыть дело и убраться восвояси, но тут нюх опытного сыщика зафиксировал запах, который ни с каким другим не спутаешь. Запах, на который у него за годы работы следователем выработалась особая чувствительность. Запах разлагающегося человеческого тела. Быстро протиснувшись в квартиру, пройдя мимо загроможденного хламом коридора, мимо сломанных лыж Яли Иккаренена, мимо склада навеки погасших телевизоров и коробки с винными пробками, Калле зашел в комнатенку, заваленную старыми тюками и мешками, и там нашел тело местной рок-звезды Рокси Аутти.
– Что здесь делает это тело? – зажав нос, строго прогундосил сыщик.
– Я… я н-не знаю, – побледнев, проблеяла Синники. – Он зашел похмелиться и полечиться пару дней назад. Он дышал тяжело, словно загнанная лошадь, держался за сердце и говорил, что ему очень плохо. Просил лекарства… то есть спирта. Я думала, он выпил самогону и тихо ушел себе. А он, оказывается, остался…
– А мы-то думали, что он уехал на гастроли в Майями, – горько воскликнул Антти, друг и фанат Рокси Аутти. – Странно только, что вы не заметили его у себя в квартире.
«Ничего странного, – подумал Калле. – Немудрено человеку потеряться на такой свалке».
15
До всех потрясавших город той весной событий, до ограбления Тююкки и гибели Рокси той весной не было дела только девочке Уллики. Ее голова и сердце были заняты совсем другим. Девушку переполняла, даже, пожалуй, раздирала любовь к преподавателю курса «Вера и любовь» Петерику Ряссанену.
Не зная, как признаться, Уллики решила подарить Петерику самое дорогое, что у нее было – мишку с оторванной ножкой и одним глазом-пуговицей. С этим мишкой она спала, сколько себя помнила, с самого детства, и вот теперь решила подарить его Петерику как символ своей преданности. По принципу контагиозной магии сила, направленная на предмет, предполагает, что аналогичное влияние будет произведено и на другой предмет, как-то связанный с первым.
Итак, Уллики романтично прогуливалась в мусор-о-клок по Мусор-стрит, сжимая в одной руке пакет мусора, а в другой – старого плюшевого медвежонка, которого вовсе не собиралась выкидывать. От этого хождения туда-сюда в ожидании мусоровоза она даже впала в некую прострацию и перестала приглядываться к мальчикам, благородно помогающим своим матерям. Единственная, собственно говоря, пацанья обязанность: ведь если еще и мусор не будут выкидывать, так совсем на шею сядут и поедут.
Сегодня Улли решила во что бы то ни стало открыть пастырю душ человеческих Петерику свои чувства. «Лишь бы священник не засиделся за своей диссертацией, лишь бы пришел сегодня на Мусор-стрит», – умоляла Улли провидение до тех пор, пока нос к носу не столкнулась со своим предметом.
