Сурков поднялся именно при Путине, как «спец», стремительно схвативший заказ нового начальства. Патронируемый Волошиным Сурков был наиболее действенным — главным — модулем в создании «управляемой демократии». Пришедшие вместе с Путиным «питерские патриоты» и «силовики» уступали Суркову в главном: в понимании основных приводных ремней российской политической операционной системы. Сурков понял (в общем-то, все это поняли), что Путин явно стремился с самого начала сократить количество центров власти в России, проредить игроков, и с энтузиазмом взялся за это. По сути Сурков принялся сдавать своих — олигархов, региональных баронов, телемагнатов и, наконец, демократические партии, то есть те структуры, которые доминировали в ельцинской системе и которые на разных этапах входили с Путиным в противоречие. Путин взял курс на борьбу с другими игроками, которых он переместил в лагерь «противников», но исполнил эту борьбу застенчивый и улыбчивый политтехнолог Владислав Сурков.
Суркову, в отличие от «питерских», у которых все постоянно падало из рук, на удивление удавалось все. Как в фильме «День сурка», Владислав Юрьевич по многу раз одним и тем же остроумным приемом обводил вокруг пальца партию за партией, олигарха за олигархом, губернатора за губернатором, политика за политиком, и всякий раз цикл начинался заново. Так мог действовать только тот, кто был абсолютно уверен в механистичности всей российской политической системы, в ее полной искусственности и неорганичности. По многу раз повторяя систему обещаний и невыполнений в отношении всех основных политических игроков, строго и эффективно исполняя при этом указания Путина, Сурков разогрел политический механизм до такой степени, что произошло короткое замыкание. Посадка главы ЮКОСа, непрохождение в думу либералов, смена незыблемых президентов Рахимова и Шаймиева и даже самого Лужкова — за всем этим напрямую стоял именно Сурков. На сегодня заказ выполнен, поле расчищено, игроков в российской политике больше нет. Грустный Путин с редкими чайками в глазах смотрит в окружающую его тьму. Прошлый год, как и позапрошлый, как и позапозапрошлый, был очередным годом Сурка.
Бойкот и его срыв
Перед глазами до сих пор стоит картина: вчерашние игроки, павшие жертвой путинской стратегии, в декабре 2003 года судорожно пытающиеся предпринять хоть что-то перед президентскими выборами. Скорее всего, вдыхающий сырость Темзы опальный олигарх, как самый быстро соображающий, первым предложил: раз Путин низвел всех оппонентов до микроскопического размера и сопротивляться этому далее бессмысленно, давайте оставим его наедине с самим собой, предоставим его пустоте, а сами сосредоточим усилия на его «демонизации» в глазах Запада, Так Березовский (кто же еще) тогда решил использовать пустоту против Путина. А значит, прав был Президент, тревожно всматриваясь в нее. Пустота может кусаться. В результате в далеком декабре 2003 года в среде поверженных олигархов, либералов и других фрондеров родился план бойкота. Смысл состоял в следующем: «Яблоко», СПС и КПРФ не выдвигают своих кандидатов в президенты и тем самым Путин будет вынужден конкурировать с шутовской фигурой Жириновского и с еще более невразумительными маргиналами. Если нашему народу такой сценарий был бы безразличен — безальтернативность Путина понята и принята всеми как данность, то для Запада это был бы действительно серьезный аргумент, чтобы сдвинуть Путина в разряд «правителей оси зла» — таких как Ким Чен Ир, Лукашенко, Ахмадинежад и т. д. Этот проект мог стать началом довольно серьезной антироссийской кампании.
И снова на решение этой проблемы был брошен Владислав Юрьевич. Результаты его невидимой работы мгновенно дали о себе знать: пустота была экстренно задрапирована. Для начала Сурков обошел угрозу бойкота со стороны КПРФ угрозой выдвижения Глазьева и давлением через подчиненных Кремлю Семигина — Купцова. Компромиссный вариант выдвижения Харитонова устроил всех: Зюганов оправдался перед олигархическими спонсорами, а крупная оппозиционная партия согласилась на участие в президентских выборах — тем самым легитимизировав их. Дальше — больше: шутовской имидж Жириновского в сочетании с Путиным был бы довольно скандальным, особенно на фоне подскочившей популярности ЛДПР. И здесь проблема решается выдвижением от крупной парламентской партии невразумительного персонажа из охраны, который будет присутствовать и участвовать, но предельно дисциплинированно и безмолвно. И, наконец, последняя точка в легитимации выборов — вброс в них Хакамады. Этим была пробита брешь в позиции наиболее стойко придерживавшихся изначального сценария бойкота либералов.
В диске питерского композитора Алексея Вишни «Полит. техно», выпущенного под Новый год (говорят при продюсировании Суркова), в эффектной техно-композиции, сделанной в виде ремикса из слов Ирины Хакамады, детский мультипликационный голос произносит в качестве рефрена: «Все ясно, тетя — бяка». И далее голосом диктора Кириллова — «Наступает…», и снова — «бяка, бяка, бяка!» Явно это было зашифрованное послание о том, что планировал сделать с Хакамадой искусный оператор с пустотой. Год Сурка продолжился. Единственное, что несколько оживляло эту малопривлекательную механику вуалирования пустоты президентских выборов, это фактор Глазьева.
Глазьев и пустота?
Глазьев и блок «Родина» — это, несомненно, политический артефакт. Хотя сам по себе Сергей Юрьевич представлял на тот момент фигуру «политического ботаника», ему все же был присущ дух карьеризма — классическое для лимитчика-студента умение выбрать правильный брак, чтобы остаться в Москве (Глазьев — зять академика Львова), живость попадания в перспективные политические инициативы — будь то правительство Гайдара, команда Строева, блок Лебедя или фракция КПРФ. Не имея ясных идей и организационных способностей, Глазьеву хорошо давалось искусство проехаться на каких-то структурах и без сожаления вовремя с них спрыгнуть. Так было с правительством Гайдара, с Демократической партией России, с Советом Федерации, с КПРФ, с КРО. Глазьев по жизни мигает, но всегда в свою пользу. В этом он не одинок. Переломным моментом его политического бытия были выборы губернатора Красноярского края в 2002 году, когда он с опорой на КПРФ получил третье место и общенациональную раскрутку.
Смысл Глазьева был в том, что огромные массы россиян симпатизируют патриотизму, помноженному на социализм, но при этом полностью разочарованы в бородавчатом Зюганове, который угрюмо обманывает ожидания этого сектора из года в год без всяких перспектив. Глазьев был воспринят этой огромной социал-националистической массой как надежда. Не потому, что Глазьев какой-то особенный, истинный или хороший, но потому, что Зюганов чересчур заурядный, фальшивый и никуда не годный. Так появился Глазьев. И Сурков тут же обратил на него внимание. Отличный кадр для новых разводок. Он продолжит нам «день Сурка» на многая лета. Так думал Сурков, задумчиво перебирая аккорды. Сурков слепил «блок Глазьева», который в девичестве назывался по-гельмановски «Товарищ» (Марат Гельман — в то время помощник Суркова по пиару на ТВ в общем, и на «Первом канале» в частности), но потом — с приходом Рогозина, которого Сурков делегировал для контроля над Глазьевым, — посуровел до «Родины». Это была отличная вещь: с помощью этого сурковского детища была фундаментально «опущена» КПРФ, изгнаны из парламента либералы. Таким образом, сенсационный успех «Родины» породил не просто тотально управляемый Кремлем парламент (то есть расширение пустоты), но и открыл новое пространство для грядущих манипуляций. Пролетевшие с бедной «Народной партией» и двухспикерским блоком[9]«питерские» плакали, утешаясь лишь тем, что Сурков подбросил им очередную дезу: что печалиться провалом ваших патриотических проектов? — Идеология «Родины» — ультранационалистический хард-кор, значит, вы добились своего. Теперь Глазьев должен был дать последний аккорд, выступить от пустоты. Да так, чтобы она оставалась пустотой, с одной стороны (на этот счет Глазьев дал Суркову подписку о невыдвижении самостоятельно на пост президента РФ), но в то же время выглядела как непустота.
