Большевизм зачат в преступлении, и весь его рост отмечен преступлениями против социал-демократии. Не из полемического задора, а из глубокого убеждения я характеризовал 10 лет тому назад ленинскую компанию прямо, как шайку черносотенцев и уголовных преступников внутри социал-демократии… А мы противники большевиков именно потому, что всецело преданы интересам пролетариата, отстаиваем его и честь его международного знамени против азиатчины, прикрывающейся этим знаменем… В борьбе с этой властью мы имеем право прибегать к таким же средствам, какие мы считали целесообразными в борьбе с царским режимом…
Тот факт, что законность или необходимость этого крепостнического режима мотивируется, хотя бы и искренно, соображениями революционно-социалистическими или коммунистическими, не ослабляет, а усугубляет необходимость войны против него не на жизнь, а на смерть, — ради жизненных интересов не только русского народа, но международного социализма и международного пролетариата, а быть может, даже всемирной цивилизации…
Где же выход из тупика? Ответом на этот вопрос и явилась мысль об организации интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики… и в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции» [83].
Итак, вот ответ ортодоксальных марксистов на советскую революцию — призыв к «интернациональной социалистической интервенции» против советской власти. Речь идет опять о войне народов, а не классов.
Здесь перед нами драматический парадокс истории. Маркс и Энгельс мечтали о пролетарской революции на Западе, которая покончит с отчуждением людей и устроит братство свободных индивидов. Они видели эту революцию как войну против реакционных народов, в ходе которых эти народы будут сметены с лица земли. Но развитие этих идей на Западе привело к утопии «белокурой бестии», а «реакционный» русский народ осуществил революцию, движимую идеалом всечеловечности. И оба проекта столкнулись в открытой войне в 1941 г.
Совершенно конкретно обозначил цель войны против СССР министр фашистского правительства Германии А. Розенберг. В речи, произнесенной в Берлине 21 июня 1941 г., он сказал, что цель эта — «оградить и одновременно продвинуть далеко на восток сущность Европы» («первоначальную сущность европейских исторических сил») [84].
Западные идеологи, конечно, понимали, что самостоятельная, неподконтрольная европейским центрам революция в России означает пересборку ее жизнеустройства, которая придаст ей новый духовный и организующий импульс. Если эту пересборку не пресечь, то Россия еще на целый исторический период станет неуязвима для глобализации под эгидой Запада. Эту мысль четко выразил Геббельс в марте 1942 г.: «В русских кроется целый ряд возможностей. Если их действительно реорганизовать как народ, они, несомненно, представили бы огромнейшую опасность для Европы. Стало быть, этому нужно воспрепятствовать, и это и является одной из целей, которых мы должны достичь в ходе предстоящего наступления. Дай бог, чтобы оно нам удалось» [21].
Красноречив и тот факт, что там, в России, где победили силы, стремящиеся стать «частью Запада», они выступали против Советской революции, даже и под красным знаменем социализма. Примером стала Грузия. Здесь возникло типично социалистическое правительство под руководством марксистской партии, которое было непримиримым врагом Октябрьской революции и вело войну против советской власти. Президент Грузии Жордания (член ЦК РСДРП) объяснил это в своей речи 16 января 1920 г.: «Наша дорога ведет к Европе, дорога России — к Азии. Я знаю, наши враги скажут, что мы на стороне империализма. Поэтому я должен сказать со всей решительностью: я предпочту империализм Запада фанатикам Востока!» [85, с. 533].
В Гражданской войне Октябрь победил, в Великой Отечественной войне победил советский народ и созданная им советская социокультурная система. Втягивание России в периферию Запада было отсрочено до начала 90-х годов XX века.
Холодная война и Россия
Цивилизационные различия России и Запада наглядно проявились в холодной войне. Она многое говорит о том, исчезли ли эти различия с крахом советского строя.
Вспомним, что понималось под холодной войной. В 1946 году Черчилль произнес в г. Фултоне (штат Миссури, США) историческую речь и заявил: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике железный занавес опустился через весь Континент».
СССР и Восточная Европа были отделены от Запада линией особого фронта. Запад объявил холодную войну Советскому Союзу. Почти полвека эта война была главным фоном всей общественной жизни СССР. Как и во время всякой войны, все остальные политические, экономические и социальные процессы определялись этим фундаментальным условием.
Метафора «железного занавеса» считается самой удачной находкой в политической карьере Черчилля. Эта метафора была отобрана из большого культурного арсенала, накопленного на Западе в борьбе против России. Проведенная Черчиллем линия «железного занавеса» была определена в XVIII веке, когда Запад «изобрел» Восточную Европу. Как пишет западный историк, «многие постарались забыть об этом и поверить, что линию раздела между Востоком и Западом Европы придумали Сталин и Черчилль».
Какова природа холодной войны? Опубликованные в последние годы документы доктрины холодной войны, выработанной во второй половине 40-х годов в США, показывают, что эта война с самого начала носила характер войны цивилизаций. Об этом писал Шпенглер, потом Шубарт, потом Бжезинский. Разговоры о борьбе с коммунизмом были прикрытием.
Программные документы США начала холодной войны наполнены ненавистью к России. Вот как она трактуется в важном документе 1948 года: «Россия — азиатская деспотия, ппимитивная, мерзкая и хищная, воздвигнутая на пирамиде из человеческих костей, умелая лишь в своей наглости, предательстве и терроризме». Никакой связи с коммунизмом здесь нет. Это была именно тотальная война, причем война на уничтожение.
Холодная война Запада имела мессианский, почти религиозный характер. Противник в ней был назван «империей зла», а победа в ней названа «концом истории». Главный философ неолиберализма Лео Страусс определил цель этой войны так: «полная победа города над деревней или Запада над Востоком».
Этот мессианизм не был направлен к светлому будущему, он был проникнут абсолютным пессимизмом. Л. Страусс дал такое пояснение смыслу предполагаемой победы Запада: «Завершение истории есть начало заката Европы, Запада, и вследствие этого, поскольку все остальные культуры были поглощены Западом, начало заката человечества. У человечества нет будущего».
Таким образом, уничтожение «империи зла» виделось как конец этого света и конец этого человечества. Из этого вытекают мистические, на грани безумия, нынешние утопии Нового мирового порядка, глобализации, поиски нового мирового зла и откат Запада от привычных норм международного права и морали, на которых мир стоял последние три века.
Планы ведения войны поначалу также были, с точки зрения рационального мышления, безумными. Власти США, тогда монополиста в обладании атомным оружием, предполагали сбрасывать на СССР атомные бомбы без колебания. Высший военный руководитель США генерал-лейтенант Дулитл в публичной речи заявил, что американцы «должны быть физически, мысленно и морально готовы к тому, чтобы сбросить атомные бомбы на промышленные центры России при первых признаках агрессии. Мы должны заставить Россию понять, что мы это сделаем, и наш народ должен отдавать себе отчет в необходимости ответа такого рода».[24]
