Кэсси устремила на него взгляд, и он не мог не почувствовать, каким горячим биением крови откликнулось его тело. Удары сердца оглушали его, кровь кипела, руки жаждали прикосновений, а губы – поцелуев.
– А эта стопка принадлежала бы Робин, если бы у меня был материал. – Она взяла папку в руки и пожала плечами, заметив его взгляд. – Вы запретили мне беспокоить ее, поэтому мне пришлось сделать заметки, используя материалы Трента и Карла. Мне нужна Робин, чтобы вписать некоторые подробности.
Но не от расписания Робин у Мэта захватило дух. Кэсси направлялась к нему. Он встал.
– Ваша была бы вот эта. – Она держала в руках последнюю папку, глядя ему в глаза с теплотой, которая грозила воспламенить его.
Он с трудом сохранял самообладание.
Кэсси приблизилась. Ее глаза нежно смотрели на него, а теплые губы, казалось, ждали чего-то.
Выдержка покинула его. Никаких мыслей не было. Он схватил Кэсси в объятия и впился в ее губы. Только она, Кэсси, имеет значение. Он хочет сжимать ее тело, ощущать, как от губ, приникших к его губам, у него возникает такое чувство, что трудно дышать.
Кэсси знала, что совершает безумие. Но Мэт вызывал у нее невероятные ощущения. Ей так хорошо с ним! Он должен чувствовать то же самое, что и она, потому что вопросы, которые он задавал, говорят сами за себя.
Их губы слились. Его язык, безжалостно настойчивый, проникал все глубже, исследуя, пробуя, вкушая. Папки посыпались у Кэсси из рук, и листки бумаги закружились у их ног.
Она обвила Мэта руками, ощущая его мускулистую спину, твердую, крепкую, теплую – такую, как она представляла.
У Мэта вырвался стон. Он сжал Кэсси в объятиях, вдавливая ее в свое тело.
Ее пальцы, пробежав по сильной спине, упругому животу и вздымающейся груди, прикоснулись к шее, манившей нежным теплом.
Она хочет его!
Мэт покрывал поцелуями шею Кэсси. Его жаркие, настойчивые, страстные губы возбуждали ее.
Огонь неудержимой страсти опалил ее тело, воспламеняя каждый нерв и заставляя трепетать в унисон с биением его сердца...
Руки Мэта заскользили по ее телу, лаская округлые бедра и ягодицы.
Мэт подхватил Кэсси на руки и, крепко прижимая к себе, направился в спальню. Он опустил ее на постель и, не расстегивая пуговиц, сорвал с себя рубашку.
Она высвободилась из ветровки и потянулась к его загорелой груди. Ей мучительно хотелось ощущать его. Она гладила горячее тело Мэта, проводила руками по его торсу, гладила его мускулы, играющие под ее пальцами.
Быстрым движением он снял с нее топик и швырнул его на пол. Откинувшись назад, он смотрел на нее точно на чудо.
– О, Кэсс. – Его рука медленно заскользила по ее щеке, по подбородку, по шее, где трепетно бился пульс.
У Кэсси вырвался ликующий вздох. Грудь ныла от желания ощутить прикосновения его рук и губ.
Мэт накрыл рукой ее грудь, он вдыхал запах волос Кэсси, целовал пульсирующую жилку на шее и ямочку на подбородке, упивался нежностью губ и мочек ушей. Его жадные губы наслаждались лилейностью ее шеи, опускаясь все ниже и ниже.
Кэсси приподнялась. Их пальцы переплелись, и она потянула Мэта на себя. Плоть к плоти. Тело к телу.
Раздался телефонный звонок. Один. Еще один.
– Не бери трубку, хорошо? – прошептала Кэсси.
Три звонка. Четыре.
Лукаво взглянув на нее, Мэт ответил ей поцелуем. Не одним. Телефон умолк.
Неприятное чувство от телефонного звонка растворилось в невероятных ощущениях, которые Мэт пробуждал в ней.
Он покрывал поцелуями ее руку, прижимая губы к ладони и не пропуская ни одного пальца.
Внезапно он замер.
– Я не могу. Только не так. – Взяв ее за подбородок, он пристально посмотрел ей в глаза и отвел прядь волос с ее лица.
Боль пронзила Кэсси.
– Ты уже сделал это. Почему не сделать снова? – Она задыхалась. Ее разум боролся с чрезмерным напряжением, вызванным чувственным зарядом поцелуев, ласк и ощущением его обнаженной плоти.
Мэт коснулся пальцем ее дрожащих губ.
– Я должен сказать тебе, Кэсси. Я был...
Раздался стук в дверь. Еще раз, громче. Кэсси с напряжением слушала. Ей нравилось, как ее имя звучит в устах Мэта. Его глаза говорили, что он собирается поделиться с ней чем-то важным, трогательным и сокровенным. Мэт резко поднялся.
– Я должен узнать, кто там.
– Не надо. Расскажи мне... – тихим, внезапно охрипшим голосом попросила Кэсси, схватив его за руку, – о первой ночи.
Он отрицательно покачал головой, стряхивая ее руку.
– Должно быть, что-то важное.
Кэсси смотрела, как он отступает от нее, поворачивается спиной и решительно направляется к двери, как будто спасаясь бегством.
Мэт распахнул дверь и встал так, чтобы ей не было видно, кто стоит на пороге.
– Что случилось? – отрывисто спросил он.
– Прошу прощения за беспокойство, мистер Киган, но обстоятельства чрезвычайные. С компьютером неполадки. Вы нужны. Немедленно.
– Я сейчас приду. – Мэт оставил дверь приоткрытой. Надевая рубашку, он не сказал Кэсси и двух слов.
Она поняла: что-то случилось. Вполне логично, что он обеспокоен, встревожен и возбужден. Но она не могла отделаться от ощущения, что его напряженное молчание вызвано чем-то еще.
Неужели он наконец почувствовал вину за ту ночь или она пробудила в нем какое-то неприятное воспоминание? Кэсси потрясла головой в надежде, что мысли ее прояснятся.
– Ты не хочешь говорить? – Она взглянула на приоткрытую дверь. Посыльный, вероятно, ждет Мэта, и разговор невозможен.
– У меня нет времени, – твердо ответил он. – Пойми же.
Ну конечно, она понимает. Она деловая женщина. Она выросла в семье настоящих трудоголиков. Но нет, что-то в ней отказывается понимать. Ее сердце. Ведь он мог бы уделить ей минуту, секунду...
– Когда ты вернешься? – Она горько пожалела о своих словах, как только они вырвались у нее. Они подходят отчаявшейся развратнице. Да она и есть развратница. Каждая клеточка ее тела ноет от желания.
– Не знаю, – бросил он, взявшись за ручку двери. – Не жди меня, ложись спать.
Кэсси сжалась в комочек, обхватив колени руками. В ней все онемело. Без сомнения, у Мэта было время рассказать ей что-нибудь. Что угодно. Пусть даже какой-нибудь приятный пустячок, чтобы она продержалась до его возвращения.
Кэсси тяжело дышала. Она может подождать. Спешки нет. Для разговоров будет много времени. Позже. Завтра.
Хлопнула дверь. Она равнодушно посмотрела на нее. Ощущение, что именно из-за нее у Мэта резко изменилось настроение, не покидало ее. Но хоть убей, она не знала почему.
