Она засмеялась.
— Ну тебя, я серьезно.
— Серьезно — несколько раз в год. Когда солнце садится, скалы светятся темно-красным. Иногда мне кажется, что цвет пульсирует, как если бы здесь было сердце земли.
— Ты печешь пирожные с орехами, но ты еще и поэт? — глаза Кимберли замерцали. — Добавь сюда образ мачо, и ты будешь отличной добычей, Ники.
— Ники, да?
Его ирония исчезла, когда их взгляды встретились, и никто из них не захотел отвести глаза. Они были в Долине огня, в его любимом месте, но он уже забыл об этом. Он смотрел в ее чудесные сияющие серые глаза, которые он обожал, видел в них явное желание, и не было в его жизни времени лучше, чем эти ускользающие секунды.
Он перевел взгляд на ее губы, на мягкую линию ее груди, на изящные руки. Он внезапно почувствовал, насколько большим казался рядом с нею, и ему стало страшно, что он может сделать неправильный ход. Сегодня утром, когда она проснулась, ему показалось, что она сомневается в их будущем.
— Ты используешь имя Ники, чтобы отдалить себя от меня?
Неловкий вопрос. На самом деле ему хотелось знать, что он правильно читает ее сигналы. Больше всего ему хотелось снова целовать ее.
Ее взгляд медленно скользил по его телу.
— Я теряюсь, когда мы близко друг к другу, как сейчас…
Он придвинулся поближе, слегка касаясь своими пальцами нежной кожи ее шеи. Она наклонила голову назад, проведя щекой по его руке, ее глаза манили его.
— Кимберли, — едва слышно сказал он, наслаждаясь вкусам ее имени на своих губах. Оно было теплым и драгоценным.
Он дотянулся до заколки, удерживающей последнюю прядь волос в пучке, и медленно вынул ее, любуясь веером рассыпающихся волос. Он наклонился ближе… еще ближе… так близко, что мог чувствовать тепло ее кожи, обонять аромат ее духов, погрузил лицо в невозможно шелковистые пряди и глубоко вздохнул.
— Рапунцель, Рапунцель, — горячо шептал он ей в ухо.
Она вздрогнула, и он услышал:
— Ты и тот, и другой.
Он отодвинулся.
— Что?
— И Найджел, и Ники, — объяснила она с улыбкой. Тепло в ее глазах превратилось в пламя, голос стал низким и хрипловатым. — Ты слишком хороший, чтобы быть настоящим, и все же под настроение ты можешь быть немыслимо распутным. — Она вздохнула, задрожав снова, и ее глаза потемнели. — Мне жаль, что мы не планировали…
— Ловлю тебя на слове.
Протянув руку, он открыл перчаточный ящик, отодвинул в сторону бумаги, вынул пакетик из фольги и покачал его так, чтобы Кимберли видела.
— Так ты планировал свидание в джипе? — поддразнила она.
— Нет, — ответил он, положив пакетик на приборную панель. — Я купил их, чтобы мы смогли их использовать, где бы мы ни оказались — у тебя или у меня. Хотя, если ты в настроении для свидания в джипе…
— Найджел, — прошептала она, сжимая ткань его майки в кулачках и притягивая его ближе, — я поймала тебя на слове.
Его пальцы запутались в ее волосах, и он наклонился к ней ближе. Солнечный свет упал золотом на ее чудесное лицо, на слегка раздвинутые розовые губы, и ему захотелось потеряться в ней.
Его рот коснулся ее губ, и она приоткрыла их шире, приглашая его. Он застонал и начал дразнить ее своим языком.
Тысячи ощущений захлестнули Кимберли. Они возникали во всех местах ее тела, к которым он прикасался рукой к ее шее, губами к ее губам, бедром к ее бедру. Она смутно помнила, что все еще сжимает руками его майку, будто это могло удержать ее на якоре в бушующем океане чувств. Но уже было ясно, что она не сможет справиться с первобытной стихией.
Повернув голову, она прижалась губами к нему, впитывая его жар, и внутри нее будто что-то скрутилось в тугой узел. Она уже не обращала внимания на окружающее, перестала замечать красный окаменевший мир. Никогда прежде она не чувствовала такого упоения жизнью.
Ее руки двигались по его широким, мускулистым плечам и рельефной груди. Кимберли запустила пальцы в густые завитки упругих волос, которые темнели над вырезом майки.
Слишком много ткани.
Она вытянула край его майки из-за пояса и испытала удовлетворение, когда смогла почувствовать руками его грудь. Большую, рельефную, с упругими волосами. От удовольствия Кимберли даже застонала.
И дернула свою блузку. Пуговицы отлетели.
Найджел посмотрел в заднее окно.
— Никого нет, — сказал он будто сам себе, потом снял майку и бросил ее на заднее сиденье.
Тяжело дыша, они, не двигаясь, смотрели друг на друга.
Она, облизывая губы, чувствовала неутолимый голод, глядя на бронзовую кожу, поросль волос на груди и твердые мускулы.
Он наклонился вперед, расстегнул ее лифчик.
— Иди ко мне, — тихо сказал он.
Его глаза заблестели.
Она обняла его за голову и притянула к своей груди. Негромко простонав, он выполнил ее желание, поцеловав один сосок, потом другой.
Она задыхалась от удовольствия. Его рот был удивителен. Он дразнил ее, приближаясь и отдаляясь. Снова и снова, пока она не начала думать, что больше не может переносить столь сладкую пытку.
— Я… хочу… тебя…
Все ее тело было в огне. Она захватила подол своей юбки и приподняла.
Большие руки сжали ее плечи, останавливая ее. Она увидела горящий взгляд его синих глаз.
— Мы, наверное, очень торопимся?
— Пожалуйста, — поторопила она. — Сейчас.
Она сбросила босоножки и приподнялась, пока он сдвигал ее юбку вверх. Теперь она могла видеть свои ноги в колготках и… о, она одевалась утром в такой спешке, что забыла надеть трусики!
Задыхаясь, она оперлась ногами о приборную панель, прикидывая, что если она переместится сюда и снимет колготки с одной ноги — нет, если она переместится туда и снимет…
— Замри, малышка.
Большие руки Найджела захватили эластичный нейлон и потянули. Раздался треск рвущейся ткани.
— Да…
Кимберли запнулась — слова застряли у нее горле, когда она поняла, что он успел раздеться, пока она боролась с колготками.
— Где?.. — застонав, спросила она.
Он взял пакетик и разорвал его. Потом посмотрел на нее.
— Как ты прекрасна, — Благоговение звучало у него в голосе. — Кимберли, я люблю тебя.
— Найджел, я…
Ее глаза увлажнились, его слова жаркой волной захлестнули ее сердце.
— Я тоже люблю тебя, — шепотом ответила она.
Спрятав лицо у него на груди, она обняла его и прижалась к нему всем телом.
— Посмотри на меня, — прошептал он.