Впившись поцелуем в ее рот, он затем скользнул языком в бархатистую пещерку, познавая ее в первый раз, и в первый раз в упоении подумал: «Моя!»
Пальцы его запутались в тонком муслине ее сорочки. Окончательно потеряв голову, он рванул что было сил, и кружева с легким треском разошлись в сторону. На Джеймса пахнуло жаром девичьего тела. Отшвырнув в сторону проклятую тряпку, он со стоном припал к Элизабет.
– Ты нужна мне, Бет. Неужели не понимаешь? – прохрипел он, уже ничего не понимая. Правда, одно он знал точно – прежде ему не доводилось испытывать ничего подобного.
В темноте слышалось тяжелое дыхание Элизабет, чувствовался жар ее тела, и внезапно она перестала бояться. Страх, терзавший ее, внезапно сменился чем-то иным... и вот уже она сама притянула его к себе. Сердце Джеймса чуть не выскочило из груди.
Затаив дыхание, он осторожно овладел ею. От безмерного, жгучего наслаждения он даже закрыл глаза. – Элизабет... – Он двигался медленно, не спеша, упиваясь каждым мигом этого счастья. Рассмотрев в темноте восторг на лице жены, он возликовал: – Сладкая моя! – Их дыхание смешалось. – Сладкая моя жена!
Она все еще пыталась сопротивляться той могучей волне, что поднималась в ней... Но это было сильнее ее. И когда наслаждение захлестнуло ее с головой, Джеймс испытал безмерное счастье и, не выдержав, взорвался. Никогда еще он не ощущал ничего подобного, ибо едва не сошел с ума, взлетев на вершину блаженства.
Совершенно опустошенный, он откатился в сторону, привлек ее к себе, и оба на миг затихли. Затем, дрожащей рукой нащупав в темноте ночную сорочку, Джеймс кое-как набросил ее на грудь Элизабет. Она и не думала сопротивляться, когда он, снова прижав ее к себе, вытянулся поудобнее, почти накрыв ее своим телом.
– Прости, что так вышло с рубашкой, Бет, – пробормотал он, сонно зевнув. – Сам не знаю, что это на меня нашло. Клянусь, такое больше не повторится. Обещаю тебе, милая, никогда, слышишь?
В ответ девушка лишь сонно что-то пробормотала.
– Знаешь, через пару часов я, наверное, снова начну к тебе приставать. Просто хочу сразу предупредить, на всякий случай.
– Да, Джеймс. – Она зевнула. – Хорошо.
Джеймс не мог не улыбнуться в темноте. Какая послушная жена!
– Хорошая девочка, – пробормотал он сквозь сон.
И тут же обхватил ее рукой за бедра, зарылся лицом ей в рассыпавшиеся волосы и блаженно вдохнул их аромат. Спустя мгновение, прижавшись щекой к ее теплому затылку, он вслед за женой провалился в сон.
Глава 7
Как всегда, Элизабет проснулась еще до первых петухов.
Набросив на себя одежду и замерев, она прислушалась к его легкому дыханию. Эти минуты – единственная роскошь, которую Элизабет могла себе позволить за целый день. Порой, правда, в ее памяти всплывали воспоминания о минувшей ночи и о той, что была прежде, и тогда девушка чувствовала себя настоящей грешницей. Но все равно она радостно улыбалась, вспоминая все те ужасные и упоительные вещи, которые муж проделывал с ней, – жар его рук и губ на своем теле, его то медленные и ленивые, то безумные движения, содрогание его плоти – и сгорала от желания крикнуть о своей безумной к нему любви.
Но сегодня она не позволила себе осмыслить события прошлой ночи.
Сегодня был понедельник, и Элизабет все еще находилась под впечатлением того, что случилось накануне, в воскресенье, – того ужасного чувства вины, которое охватило ее, когда преподобный Реверенд Тэлбот обрушился с кафедры на те слабые души, что не в силах устоять перед искушением плотского греха.
Однако даже угрызения совести не заставили Элизабет задержаться – ей ведь столько всего предстояло сделать! А потом... она любила Джеймса Кэгана так сильно, что скорее согласилась бы гореть в аду, чем расстаться с ним.
Раздираемая между любовью и страхом, Элизабет осторожно прикрыла за собой дверь спальни и на цыпочках сбежала по лестнице, направляясь в прачечную. Там у нее еще с вечера было замочено белье.
Она ушла. Эта мысль пронеслась в затуманенном сном сознании Джеймса, как только он услышал пронзительный крик петуха. Впрочем, так было всегда. Даже наутро после их брачной ночи – тогда, спустившись вниз, он увидел, как Элизабет аккуратно перемывает оставленную с вечера грязную посуду. И каждое утро раздосадованный Джеймс думал о том, как было бы здорово, если бы его хлопотливая женушка хоть один-единственный раз проспала! Уж он не отказал бы себе в удовольствии показать ей, как сладко заниматься любовью по утрам!
Зевнув, он уткнулся лицом в еще теплое углубление в подушке, где всю ночь покоилась ее голова.
– М-м-м... – Блаженно потянув носом, Джеймс открыл глаза. Пахло жареным беконом.
«Слава тебе, Господи, – благочестиво подумал он, – девчонка отменно готовит». За три месяца, что миновали с его свадьбы, Джеймс изрядно поправился. «Открой она ресторан, – подумал он сонно, – дела бы шли лучше не бывает».
Отбросив одеяло, он выбрался из постели, зевнул и огляделся. Как обычно, на стуле перед ним висело чистое белье – еще одно свидетельство неустанных забот Элизабет. Подхватив его, Джеймс отправился умываться. И пока в ванну лилась горячая вода, также предусмотрительно нагретая Элизабет, Джеймс в тысячный раз благодарил судьбу, которая послала ему такую жену.
Как только за дверью раздался негромкий звук шагов, Элизабет открыла дверцу духовки и вытащила целый противень золотистых бисквитов.
– Доброе утро, милая, – приветствовал ее Джеймс, и Элизабет, несмотря на то что чувствовала себя виноватой, не сдержала блаженной улыбки, когда его губы прикоснулись к ее щеке.
– Доброе утро.
Усевшись на свое место, он протянул кружку Элизабет, и она тут же наполнила ее горячим кофе. Синий с белым фарфоровый кофейник еще весело посвистывал на краю плиты, а перед Джеймсом на подносе уже громоздилась целая куча писем и газет – их вчера привезли из города.
– Похоже, жара и не думает спадать. В конце августа здесь всегда так. Ты уж постарайся держаться в тени, хорошо?
– Да, Джеймс. – Элизабет поставила перед ним тарелку, до краев наполненную поджаристыми ломтиками копченой грудинки, жареным картофелем и воздушными бисквитами. Повернувшись, чтобы поставить на стол масло и джем, она задумчиво пробормотала: – Столько всего надо сделать в саду! Собрать помидоры, ягоды, сварить варенье и бог знает что еще...
– Только не выходи на солнце, Бет, – рассеянно повторил он, разглядывая письмо с нью-йоркским штемпелем. Отбросив его в сторону, он взглянул на жену. – Не хочу, чтобы ты стала смуглой, как индианка. К тому же пора заняться твоими туалетами, дорогая. Вот увидишь, как красиво будут смотреться наряды на белоснежной коже!
Поставив перед ним масленку, Элизабет схватилась за кофейник – пора подлить мужу горячий кофе.
– Но мне вовсе не нужны новые платья, Джеймс. У меня и так всего хватает.
