И опять день прошел в тишине, что было совершенно невыносимо для живой по натуре девушки. Даже Алексеева, приехавшего следом за ними, на сей раз княгиня не пустила за порог. Обед подали ей в комнату, а Вера трапезничала опять в обществе старушек приживалок. Присев после обеда с пяльцами к окну, Вера вновь незаметно погрузилась в мечты.
– Пожалуйте к барыне в кабинет, – донесся до слуха Веры голос Малаши. Она очнулась от грез и поспешила к Браницкой.
Княгиня разбирала бумаги, что-то перечитывала и складывала назад, в изящную шкатулку красного дерева, некоторые бумаги рвала и бросала в горящий камин.
– Присядь, душенька, – кивнула Браницкая на кресло. – Я скоро управлюсь.
Вера слегка поежилась, когда увидела все атрибуты той злопамятной ночи, не выходящей из ее памяти: ковер, камин… Она тряхнула головой, отгоняя ненужные воспоминания, но тут взгляд ее упал на письменный стол, заваленный изящными безделушками. Среди статуэток, вееров, китайских болванчиков, малахитов, чернильниц и подсвечников Вера разглядела небольшой акварельный портрет в бронзовой рамке. На нем был изображен Вольский, совсем еще юный, почти мальчик. Изучив знакомые черты, Вера почувствовала глубокую нежность и невыразимую грусть. Где он теперь? Почему не дает о себе знать? Неужели и впрямь его объяснение – это всего лишь игра или злая шутка? Грудь Веры стеснилась, на глаза непрошено навернулись слезы…
Запечатав золотой облаткой с княжеским вензелем письмо, писанное на розовой бумаге, Браницкая вдруг мягко произнесла:
– Если хочешь, возьми себе этот портрет.
Вера схватила его и невольно прижала к груди, вызвав снисходительную улыбку княгини.
– Милое дитя, я намереваюсь говорить с тобой о замужестве, – начала свою речь благодетельница, и сердце Веры упало.
Княгиня продолжила:
– Вот-вот начнутся рождественские балы, мы станем выезжать постоянно. Нашьем себе новых нарядов. Пора подыскивать тебе жениха. – Она помолчала, будто собираясь с мыслями. – Тут Алексеев, как только получит повышение, собирается к тебе свататься, а я сдуру обещала ему невесту.
– Только не Алексеев! – живо вскрикнула Вера. – Душенька, Ольга Юрьевна, что вам этот Алексеев? Он без конца говорит какими-то намеками, ухмыляется. Вот и давеча в церкви… Он такой гадкий, отчего вы его терпите возле себя?
Браницкая помолчала, затем дрожащими пальцами достала тонкую пахитоску, вставила ее в длинный мундштук и вновь заговорила:
– Что ж, ладно, слушай дальше печальную повесть моих грехов и ошибок… Алексеев – всего лишь жалкий свидетель моего страшного греха. Ценой молчания стало его неотступное следование за мной, как напоминание о том кошмаре… Я обязалась вывести Алексеева в свет и со временем найти невесту, пусть даже из воспитанниц. Вот он и воспылал к тебе страстью и ждет обещанного. Так вот…
И она рассказала, как, выйдя замуж за князя Браницкого, узнала о его давней связи с некой актрисой. Это бы ничего, у кого не бывало таких ни к чему не обязывающих связей! В ту пору блестящие молодые люди из хороших семей стрелялись из-за какой-нибудь актерки. Сказывали, даже Грибоедов был замешан в темной истории. Потому-то Оленька никак не могла понять, отчего Браницкий долго колебался, прежде чем сделать ей предложение. Молодая княгиня влюбилась в своего мужа по уши. Ее восхищало в нем все: мужественное спокойствие в обыденности, твердость и решительность, когда это необходимо, важное остроумие на светских приемах. Браницкий баловал молодую жену подарками, приятными сюрпризами, развлечениями. Его придворная служба не была им помехой, первый год пролетел как во сне.
– Об этом не говорят с невинными девицами, но ты уже на выданье и некоторые вещи должна знать, – продолжала княгиня, стараясь не пускать дым в сторону Веры. – Первая близость с мужчиной… Чаще всего они бывают нетерпеливы, им невдомек, как страшно все в разгоряченном мужчине для невинной, неопытной девушки. Не всякому хватает терпения и нежности не напугать до смерти юную жену, а расположить к себе, подчинить наслаждению… Мой супруг и в этом щекотливом вопросе оказался верхом совершенства. Бережно и трепетно он приручал меня к себе, постепенно готовил к брачному ложу, и первая близость не оставила в моей памяти ни боли, ни разочарования. Казалось, мы были созданы друг для друга…
Княгиня помолчала, доставая новую пахитоску, и, закурив, продолжила свой рассказ. Она была на четвертом месяце беременности и весьма радовалась будущему ребенку, когда муж однажды прислал со службы домой мелкого чиновника с запиской. Это и был Алексеев, только что вступивший в департамент и выполняющий мелкие поручения начальника. Уже тогда он был искателен, услужлив и мало разборчив в средствах достижения цели. Алексеев старался угождать нужным людям, но при этом тайно собирал некий архив с разными сведениями о высокопоставленных особах. Он еще не знал, как этим воспользуется, но старательно заносил в свою картотеку все: и слухи, и болтовню прислуги, и нечаянные пьяные исповеди, и собственные неусыпные наблюдения. Не гнушался и частной перепиской. У Алексеева была цель – разбогатеть, попасть в высшее общество, сделать головокружительную карьеру. Он упорно шел к заветной цели.
Такой человек стоял перед молодой княгиней и протягивал ей записку. При этом в лице его она прочла даже не маскируемое любопытство. Князь писал, что важные дела требуют, чтобы он остался ночевать во дворце. Возможно, не на одну ночь. Так бывало и прежде, и Ольга Юрьевна спокойно приняла извещение. Однако посланец медлил, и что-то в его лице тревожило и настораживало. Княгиня не имела обычая обнаруживать свои слабости или смятение в присутствии слуг, поэтому она жестом указала Алексееву, что он свободен. Но тот по-прежнему не спешил, переступая все дозволенные нормы приличия. Княгиня гневно свела брови, но Алексеев вдруг дерзнул говорить:
– Я человек маленький, но, видя, как вас обманывают, не могу молчать-с.
Ольга Юрьевна готовилась вызвать лакея, чтобы выдворить наглого посланца, даже взялась за колокольчик, но не позвонила. Коварный искусительный голос прозвучал вдруг в ее голове как наяву: «Выслушай его!» Прекрасно понимая, что двигается к гибельной черте, к адской бездне, княгиня спросила:
– Кто обманывает меня, и почему это вам известно?
Тут Алексеев слегка струхнул:
– Простите, сболтнул лишнего. – Кланяясь, он попятился к двери.
Тот же бес-искуситель продолжал руководить поступками княгини.
– Постойте. Если вы что-то знаете, скажите. Я награжу вас.
Он всегда был жаден, и некоторое время страх боролся в нем с алчностью. Княгиня сняла с руки перстень баснословной для Алексеева цены и протянула чиновнику. И он не устоял.
– Вы уж не погубите, ваша светлость, я человек маленький, для вас что таракан! Не выдайте, у меня маменька больная, для нее живу-с!
Потом уж княгиня узнала, что Алексеев – сирота, воспитывался на государственном коште в казенном доме.
– Итак? – сотрясаясь от внутренней дрожи, вопрошала Браницкая.
