Закари коснулся руки Ольги, пытаясь успокоить ее.
— Я сделаю для вас туфли. Думаю, они вам понравятся.
— Пятьсот долларов сейчас, остальное — когда туфли будут готовы.
— Сколько будет стоит это «остальное»? Он пожал плечами и широко развел руками.
— Пока не знаю. Я могу работать с простой кожей. Могу заказать заморские шелка или купить кружева и парчу на блошином рынке.
— Едва ли это звучит убедительно.
— Мадам, — произнес Закари, — мои туфли — волшебные. Они сделают вас счастливой. Вы ведь хотите быть счастливой, не так ли?
Глава 2 ЗАПЛАТКА
11
Начало мая. Париж пробуждается, готовится к головокружительному летнему празднику. Деревья на бульварах и около Сены оделись в нежнейшие оттенки розового и белого. Террасы кафе заполнены людьми от рассвета до сумерек, а порой, как на бульваре Монпарнас, всю ночь напролет. Пары за столиками смеются немного громче, чем раньше. Солнце разбрасывает ослепительные лучи между зданиями, вдоль крыш и на углах улиц.
В солнечный майский вечер окна квартиры четы Шелби Кинг распахнуты настежь. Тюль на окнах развевается под легким ветерком и, надуваясь парусом, влетает в комнаты. Любому прохожему, идущему по рю де Лота, становится очевидно, что здесь живут иностранцы. Парижане никогда не допустили бы courant d'air, нездоровых сквозняков, из-за которых и простудиться недолго. Но веяние парижского ветерка, напоенного головокружительным благоуханием цветов, смешанных с выхлопными газами, ароматом свежей выпечки, сигаретного дыма, запахом кофе, одеколона и речной свежести, нравилось и Роберту, и Женевьеве.
В комнатах тихо. Женевьева только что вышла из дома и уехала на такси. Горничная Селин ушла навестить мать. Роберт остался один. Он вошел в комнату для туфель и, наобум открывая коробки, стал пристально разглядывать их содержимое. Это занятие всегда приводило его в глубокое волнение, сродни легкому сексуальному возбуждению. Не сами туфли так возбуждают его, даже не мысль о жене, которая надевает их или снимает. Это волнение было сродни тому, которое охватывает, когда вы вторгаетесь в чужие владения, тайком читаете чей-то дневник. Он и мечтать не мог зайти сюда, когда Женевьева находилась дома. Жена абсолютно ясно дала понять, что эта комната — ее личные владения. Она не позволяла ему прикасаться к туфлям. Словно он мальчишка с грязными руками, которому нельзя доверять. Но Роберт часто приходил сюда, когда она уезжала.
Итак, с чего начать? Третья полка сверху, вторая коробка слева: пара зеленых атласных туфель, передняя вставка инкрустирована странными египетскими рисунками. Ни следа на подметке, она ни разу не надевала их. И скорее всего, никогда не наденет.
Он забрался двумя полками выше, отсчитал пять коробок вправо, его взору предстала пара вечерних туфель-лодочек из голубой парчи, с пряжками, на высоком каблуке. По крайней мере, ему казалось, что перед ним туфли-лодочки. Роберт не совсем понимал разницу между туфлями-лодочками и балетками, хотя Женевьева объясняла ему. И те и другие туфли имеют закрытую форму и держатся на ноге безо всяких застежек. Очевидно, нарядные пряжки на этих туфлях служили исключительно для украшения и не имели практического назначения. Если бы его приятель Гарри оказался здесь, непременно сказал бы какую-нибудь колкость, что-то вроде того, что в этом истинная суть женщин — они прекрасны, но бесполезны. Конечно, он не мог полностью согласиться с Гарри.
Спустившись на одну полку ниже, выдвинул коробку из глубины, его взору предстали вечерние туфли из серого шелка, украшенные сверкающим узором черного и прозрачного стекляруса, обрамляющего изящный цветок из горного хрусталя. Роберт хорошо помнил эти туфли. Женевьева надела их в тот день, когда он сделал ей предложение. Он заметил их, когда встал перед ней на одно колено, и не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться их блеском. Туфли выглядели слишком роскошно для обычного воскресного дня. Но теперь, когда он хорошо изучил свою жену, Роберт часто думал, что она не случайно выбрала именно эти туфли. Женевьева казалась изумленной, когда он заговорил о своих серьезных намерениях, ее грудь вздымалась, глаза сверкали от переполнявших ее чувств. Но возможно, она каким-то непостижимым образом догадалась, что именно в этот день он собирается сделать ей предложение…
Три полки вверх и четыре коробки вправо: пара бело-розовых бальных туфель с радужными лентами. На этикетке написано HELSTERN & SONS. Туфли выглядели скромно и невинно. Она вполне могла надевать их на школьные балы. Интересно, устраивали балы в их аристократических английских школах? Роберт не мог представить себе Женевьеву танцующей с каким-нибудь прыщавым юнцом. Это было не в ее стиле. Она не производила впечатление девочки, блиставшей на школьных танцевальных вечерах, несмотря на красоту. Юноши безумно боялись ее. Бедняжка одиноко стояла в сторонке, в то время как другие девочки вальсировали по залу. А позже она окончательно засела дома, в то время как ее школьные подружки повыскакивали замуж за тех самых прыщавых юнцов. Но разве они что-нибудь понимали? Их потеря определенно стала его приобретением. Несмотря на то, что он сам никогда не был силен в танцах.
Соседями бальных туфель оказалась черная замшевая пара с изогнутыми каблуками, украшенная крошечными блестками, собранными в цветочные бутоны. Он зачем-то поднес к лицу одну туфельку и вдохнул аромат кожи, исходящий из ее глубины. Роберт не помнил, когда Женевьева надевала их, но видел их как-то на ее ножках. Она сидит, положив ногу на ногу, покачивает ступней и смеется.
Женевьева ни разу не надевала ботинки, стоящие на полке, расположенной ниже, но он хорошо помнил, сколько ему пришлось выложить за них. Эти ботиночки из темно-бордового атласа с цветочной вышивкой и лентами вместо шнурков олицетворяли собой моду поздних тысяча восьмисотых… Женевьева, шутя, попыталась представить ему эту покупку как удачное вложение денег, и он не станет отрицать: идея доставила ему удовольствие. До тех пор, пока он не увидел ценник…
Роберт отложил ботинки и задумался. Он понимал, дело не только в удовольствии от тайного подглядывания за частной жизнью Женевьевы, каждая из этих коробок хранила особый секрет. Если он хочет по-настоящему понять жену, должен научиться правильно истолковывать каждую свою находку. Теперь Роберт точно знал, какую пару он хочет увидеть следующей.
Вот здесь, на нижней полке, прямо в углу, находились его самые любимые туфли Женевьевы. Каждый раз, приходя сюда, он вытаскивал коробку, чтобы полюбоваться ими. Гладкая лакированная кожа, ремешок на лодыжке, аккуратная маленькая пуговка. Мыски туфель потерлись, подошвы изношены. Он ясно представлял себе ее в этих туфельках, видел, как она бегает, скачет, прыгает через веревочку. Вероятно, ей было лет восемь-девять, когда она носила эти туфли. Стоило ему представить Женевьеву маленькой девочкой с большими глазами, он буквально таял.
Девочка Женевьева наверняка примеряла материнские туфли. Она цокала каблучками по комнате, изображая из себя светскую львицу, восхищалась своим отражением в зеркале. Он помнит, его сестра вела себя так же, когда они были детьми. Наверняка все девочки играют в эту игру. Но Женевьева продолжает играть в нее и по сей день.
