А потом он познакомился с Селией Линдси, богатой вдовой.
До той поры, пока ее семейное и финансовое положение не было четко изложено ему мисс Флорой, более хитрой из двух его тетушек, Клайв почти не обращал на нее внимания. Внешне она была вполне ничего, но определенно не обладала ничем таким, что привлекло бы его, когда вокруг было столько прелестных свеженьких дебютанток.
Однако статус богатой вдовы весьма громко говорил в ее пользу. А то, что эта богатая вдова из кожи вон лезла, чтобы затащить Клайва к себе в постель, до смешного облегчало его задачу.
Уж что-что, а перестраиваться Клайв умел. Вместо того чтобы ждать, когда старушки Эдвардс отойдут в мир иной, он изменит планы. Он обратит свое внимание на миссис Линдси, увлечет ее и женится на ней и ее плантации без долгих разговоров. Таким образом, он получит землю, о которой всегда мечтал, и образ жизни, о котором даже помыслить не мог.
Ему нравилось, как это звучит: Клайв Макклинток – нет, теперь Стюарт Эдвардс – эсквайр, джентльмен-плантатор.
Глава 13
– Возлюбленные братья и сестры…
Джесси стояла чуть левее, позади своей мачехи, сжимая букет Селии из белых роз и ландышей не совсем твердыми пальцами. Нежный аромат цветов дразнил ноздри, пока она слушала слова, которые передавали «Мимозу» во владение Стюарту Эдвардсу.
По правде говоря, она не знала, что чувствовала. Менее двух недель назад она бы поклялась, что скорее пристрелила бы мужчину, чем увидела, как он присваивает себе все, что должно принадлежать ей. Но это было до того, как они стали друзьями, по крайней мере, до некоторой степени. До того, как она обнаружила в нем доброту, которая была абсолютно чужда натуре Селии.
Горькая правда заключалась в том, что «Мимоза» принадлежала не ей, а Селии. И во время долгих бессонных ночей, которые она провела после той ужасной вечеринки в честь помолвки, Джесси пришла к убеждению, что Стюарт Эдвардс будет гораздо лучше управлять плантацией и ее рабами, чем Селия.
Не исключалась вероятность и того, что он и дальше будет оставаться ей другом. Джесси обнаружила, что очень сильно хочет, чтобы Стюарт Эдвардс был с ней дружен.
Поэтому-то она и стоит здесь в качестве единственной подружки невесты, выряженная в пышное шелковое платье того же ужасного розового оттенка, что и оборки, которые Сисси пришила к ее старому муслиновому платью. Это платье было новым, но это и все, что Джесси могла сказать о нем. Селия лично выбрала фасон и ткань, и Джесси могла только предположить, что она выбрала то и другое с намерением сделать так, чтобы ее падчерица выглядела как можно непривлекательнее. Оборки, каскадом спускающиеся от плеч к кайме, отнюдь не красили ее фигуру, и только широкий пояс намекал, что у нее имеются какие-то формы. В сущности, когда Джесси посмотрела на себя в зеркало в своей спальне перед выездом в церковь этим утром, она была похожа на обшитую рюшами подушечку для булавок на туалетном столике Селии. Форма и цвет были в точности такими же.
Она также пришла к выводу, что ярко-розовый – не слишком подходящий цвет для женщины с красновато-рыжими волосами.
Селия, напротив, выглядела очаровательно. Все достоинства ее стройной, изящной фигуры подчеркивались атласным платьем с обнаженными плечами оттенка голубоватого льда, настолько бледного, что при определенном преломлении света оно казалось белым. Белокурые волосы были уложены в элегантную прическу с ниспадающими из-под полей широкополой шляпы локонами. Как невесте, вступающей в брак вторично, Селии не было позволено надеть белое платье и фату, но на шляпе под ленточками и цветами имелась крошечная вуаль, а платье было щедро расшито кружевом. В целом она выглядела совсем как невеста.
И хотя Джесси неприятно было признавать это, Селия казалась очень юной и очень красивой.
– Селия Элизабет Брэдшо Линдси, берешь ли ты этого мужчину…
Они произносили обеты. Джесси охватила тревога, когда Селия поклялась любить, почитать и слушаться своего мужа. Потом настала очередь Стюарта.
– Стюарт Майкл Эдвардс, берешь ли ты…
Низким твердым голосом Стюарт отчетливо произнес слова обещания любить и заботиться о Селии до конца жизни.
– Кольцо, пожалуйста.
Сет Чандлер, согласившийся выступить в роли шафера Стюарта, целую минуту шарил в своем кармане, прежде чем нашел кольцо.
Стюарт надел кольцо на палец Селии. Его рука была большой, сильной и загорелой, с длинными пальцами, и ее мужскую красоту портил лишь косой красноватый шрам, который пересекал ладонь как с внутренней, так и с тыльной стороны. Рука Селии была тонкой, изящной, лилейно-белой и такой маленькой в сравнении с его рукой. Глядя на эти переплетенные руки, Джесси ощутила вспышку какого-то дотоле неизвестного ей чувства, похожего на тоскливое желание. Но что это было за чувство, она не понимала.
– Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту. – Стюарт поцеловал Селию, склонив свою черную голову над ее светлой. На мгновение она прильнула к его плечам, ногтями интимно вонзившись в его серый сюртук. Затем он выпрямился, и она самодовольно огляделась по сторонам, когда звуки торжественной музыки наполнили церковь. И снова Джесси ощутила, как ее сердце сжалось от непонятного ей болезненно-тоскливого чувства.
Затем она подала Селии ее букет, и Селия со Стюартом направились к выходу из церкви рука об руку как воплощение счастливых жениха и невесты.
Когда Джесси вышла на ступени церкви под руку с Сетом Чандлером и гости высыпали вслед за ними, на церковном дворе стоял страшный шум.
– Она моя! Говорю вам, она моя! Она отдалась мне… она обещала мне!..
– О Боже, это же мистер Брэнтли, наш надсмотрщик, – потрясенно проговорила Джесси, не обращаясь ни к кому конкретно. Стюарт и Селия, застыв на месте, стояли словно изваяния на верху лестницы, ведущей во двор. Стюарт услышал ее слова; Джесси увидела, как он оцепенел, и когда она осознала значение происшедшего, то почувствовала, как желудок сжался.
Грехи Селии только что настигли ее в лице Теда Брэнтли. Она постоянно ходила к домику надсмотрщика. Джесси даже видела, как она направлялась в ту сторону вечерами, после ужина, но не догадывалась зачем. Да разве можно было предположить, что у здравомыслящей и сообразительной Селии достанет глупости гадить в собственном гнезде?
Церковный двор был полон людей из «Мимозы» и «Тюльпанового холма». Только самым привилегированным из домашних слуг было позволено сидеть на задних скамьях церкви. Остальные ждали снаружи, чтобы поприветствовать жениха с невестой, когда они выйдут. Большинство пришли пешком, но несколько повозок все же стояли за воротами.
– Она моя! Она столько лет была моей!
Мистер Брэнтли был верхом на лошади. Окруженный морем в основном черных лиц – слуг, пришедших поздравить молодых, он выделялся, как гора на плоской равнине. Он покачивался в седле, явно пьяный, настолько, что едва держался на лошади и совсем обезумел.
