– Ты просто шлюха!
Оскорбление как будто охладило порыв Стефании. Дженифер ощутила огромное облегчение, когда сестра отпустила ее руки, и принялась массировать их. Стефания по-прежнему оставалась сверху и смотрела с вызовом, насмешливо улыбаясь.
– По-твоему, я шлюха? А ты? Ты никто. Тебе всегда жилось лучше, у твоих родителей есть бабки, приличный дом, новая машина… а я всегда была для тебя куском дерьма, так? А теперь у меня самой есть бабки, куча всякой одежды, квартира, мой отец больше не смеет меня тронуть… а когда мне исполнится восемнадцать, я получу машину. А ты, Дженифер, так и останешься целкой, потому что хочешь спать с мужчиной, но боишься. Ты так и умрешь, цепляясь за мамочкин подол…
Стефания соскочила с Дженифер и теперь стояла со скрещенными руками, презрительно покачивая головой, пока произносила эти слова. Дженифер внимательно ее слушала, не испытывая ни бешенства, ни тоски: Стефания говорила то, что и сама она думала о себе. Лицо все еще горело, но Дженифер уже простила Стефанию. Сейчас ей хотелось самой попросить прощения у сестры за то, что она повела себя, как капризная девчонка.
– Прости меня, Стефания…
Стефания сидела на кровати, подперев голову руками. Как если бы хотела заплакать, но никак не могла.
Дженифер села рядом, попыталась обнять, но сестра оттолкнула ее.
– Не трогай меня!
– Почему, Стефания?
Грудь Стефании сотрясалась от неравномерных толчков: бесслезный плач, таящийся внутри тела, который душил ее и никак не вырывался наружу.
– Потому что ко мне прикасаются, только чтобы употребить…
Стефания по-прежнему не отвечала на порыв Дженифер, уставившись в пол.
– Что ты почувствовала в этот момент?
– Вину.
– За что?
– Я не имела права судить Стефанию.
– И ты простила Стефании то, что она с тобой сделала?
– Да.
– Почему?
– То, что сделали с ней, было во сто раз хуже. Она только сорвала это на мне. Она выплеснула заряд бешенства, сидя на мне верхом.
ГЛАВА 22У Дженифер новые проблемы
С тех пор как мать застала Дженифер в кровати с Паулиньей, все трое не разговаривали между собой. Дженифер больше, чем раньше, занималась домашними заданиями, словно искупая тем свою вину. В непрестанных размышлениях она пришла к выводу, что все это было необходимо, несмотря на душевную боль, несмотря на то, что она отдалилась и от матери, и от лучшей подруги. В какой-то мере этот случай очертил пределы фантазии, установил границу между вымыслом и реальностью. Дженифер понимала, что двусмысленности в ее жизни пришел конец. Если она не лесбиянка, то как можно продолжать связь с подругой и с двоюродной сестрой? Если она не хочет пасть окончательно, то надо перестать подглядывать за похотливым соседом, в надежде увидеть его член. Если она намерена стать такой, как все женщины, и завести себе парня, то нужно будет познакомить его с родителями, ходить с ним в кино, в кафе, путешествовать, время от времени заниматься любовью. Дженифер наметила себе цели, которые ясно осознавала со всеми возможными последствиями, и она могла их достичь. Это наполняло ее сердце спокойной радостью. Она была уверена, что вот в эту минуту, поздним вечером, когда в окне сквозь шторы виднелось алое пламя заката – какое бывает только в кратком промежутке между летом и осенью, – она заметно повзрослела. Дженифер улыбнулась, гордясь глубиной своих рассуждений. Она находилась в мире со своей совестью. Если бы ее родители сейчас были здесь, то она попросила бы прощение за все неприятности, которые доставила им, поцеловала и сказала бы, как она их любит. И, несмотря на свои шестнадцать, Дженифер уже понимала, что рано или поздно ей придется о них заботиться. Об этих временах Дженифер думала с особенной теплотой: родители, совсем старенькие, ждут ее возвращения с работы, чтобы накормить вкусным обедом… Ее мечтания прервал телефонный звонок. Она, по-прежнему с легким сердцем, состроила гримаску и подумала, кто бы это мог быть. Затем в одно мгновение оказалась у телефона.
– Алло?
– Дженифер?
– Да.
– Что это такое? Уводишь у меня девушку? Я тут узнал, что ты не любишь мужчин… да ты просто лесби. Хуже, чем просто потерять девушку, как ты считаешь? Когда она с такой киской, как ты… Это потому что ты не спала с Реем, иначе тебе нравились бы мужчины, даю слово. И запомни: еще раз узнаю, что ты путаешься с Паулиньей, отделаю тебя как следует и потом поговорю с твоим отцом.
У Дженифер земля ушла из-под ног. Ее поразило, что сердце билось все так же ровно. Она оставалась невозмутимой: не охваченная паникой девчонка, а женщина, отдающая себе отчет в том, кто она такая. И если земля ушла у нее из-под ног, то лишь потому, что Дженифер сосредоточилась на одном. Ее сейчас интересовала только одна вещь, ничего больше. Поэтому голос ее прозвучал как можно более естественно:
– Кто тебе сказал?
Несколько секунд молчания свидетельствовали о том, что Рей понял: перед ним другая Дженифер, способная вступить в схватку со взрослым мужчиной, наглецом и подлецом, пренебрегая опасностью. Она была той самой женщиной, какой мечтала стать всего пять минут назад, способной позаботиться о родителях, сделать все для них нужное, а после этого пойти в свою комнату и заняться любовью.
– Кто? Твоя мамочка.
Дженифер бросила трубку и, шатаясь, добрела до кровати. Втянув голову в плечи, уткнувшись лицом в ладони, она сидела, как оглушенная. Ее мечты разлетелись самым жалким образом. Униженная, Дженифер в очередной раз упрекала себя за то, что дала волю фантазии. Больше не было матери, той что ждет свою дочь у стола, на котором дымится ужин; была лишь любовница этой похотливой скотины Рея, все ему рассказавшая. Не было и отца, который встречает ее, нежно целуя в лоб: отец превратился в человека, который хочет сбежать от семьи и оттого вечно куда-то уезжает. Не было любимого человека, с которым можно обмениваться разными секретами: были похотливые скоты, желающие с ней переспать, и порочная связь с сестрой и подругой. Главное же, что не было уверенной в себе женщины; вместо нее – слабое, несчастное, трусливое существо, обреченное на одиночество. Дженифер расплакалась: рядом не было никого, все ее оставили. Она легла на кровать, подтянула колени к животу и в этой позе дала волю своим чувствам. Наконец ее тело испытало облегчение, и сознание заполнилось дремотой, не оставившей ничего, кроме ощущения легкости. Дженифер проснулась от телефонного звонка, но не поспешила сразу же к аппарату. Она попыталась собраться с мыслями и вспомнила о разговоре с Реем. Потом положила голову на подушку. Нет, она не поднимет трубку, пусть телефон звонит. Ее ничто не интересует. Ей никого не хочется слышать. Уверенность в себе, которую Дженифер взращивала столько времени, разрушили в один миг. Но телефон по-прежнему надрывался, затем перестал. В комнате воцарилась тишина. Дженифер поняла, что сейчас он зазвонит опять, и посмотрела на него внимательно. Все-таки надо подойти. Внутри нее росло желание защитить, помочь тому новому в себе, поднимался прилив неведомой раньше силы, заставивший Дженифер положить обе ладони на живот. Та самая женщина, родившаяся час назад, снова жила в ней. Ее захлестнула волна мужества, почти прервавшая дыхание. Дженифер села на кровать, готовая мгновенно вскочить, словно дикое животное, и не сводила глаз с телефона. Он зазвонит. И вот он зазвонил. Дженифер одним прыжком оказалась около него, стараясь дышать ровно.
