Как-то вечером, когда я размышлял об этом, к моему столу застенчиво подошел Осман. Он сообщил, что приглашает всех нас завтра к себе в гости, на праздник. Я поблагодарил его.
— А что за событие?
Сторож опустил глаза.
— Мы будем отмечать обрезание моего сына.
В ту ночь я не мог заснуть. Уж не знаю, чем была вызвана бессонница. Я размышлял о несчастном случае и обрушившихся на нас напастях. А еще меня беспокоило: не пытается ли кто-то специально напугать нас, чтобы мы сбежали отсюда. В моем сознании перемежались образы луж, полных теплой крови, мертвых грызунов и гангстерской жены с ее темно-фиолетовыми волосами. Я приподнялся и сел в кровати. Ариана и Тимур спали глубоким сном, но Рашаны рядом не было. Не было ее и в туалете. Тогда я пробрался через весь дом в кухню. Кухня оказалась пуста.
Сторожа дежурили по ночам посменно, вооружаясь самодельной саблей Хамзы. Но и они сегодня куда-то исчезли. Луна была почти полной, в теплом ночном воздухе сновали туда-сюда летучие мыши. Я слышал звуки трущоб: визг дерущихся собак будил ослов и стреноженных мулов. Я обошел вокруг дома, выкрикивая имя Рашаны. Жена не отзывалась, и это пугало меня. Я влез по самодельной лестнице и осмотрел верхний этаж и террасу. Затем обследовал внешние строения и сад. Неожиданно я понял, что забыл заглянуть в сад во внутреннем дворе. Я побежал туда, шлепая босыми ногами по грязи.
— Раш! Раш! Где ты?
За закрытой дверью на веранде стоял кто-то в развевающейся белой одежде. Это была Рашана.
— Я должна войти туда, — сказала она очень тихо.
— Что ты здесь делаешь? Возвращайся в постель.
Но жена оттолкнула мою руку.
— Нет, ты не понимаешь. Я должна войти туда.
— Почему?
— Не знаю.
— Ключ потерян, — сказал я. — Это невозможно.
— Тогда взломай дверь. Ну же!
Я стал звать сторожей. Сначала никто не откликался. Потом спустя несколько минут послышалась тяжелая поступь Медведя, шедшего мимо террасы.
— Oui, мсье, — недружелюбно произнес он. — Что такое?
— Нам нужно войти в эту комнату прямо сейчас. Дай мне лом.
Медведь сразу начал искать отговорки.
— А ключа ведь нет, — сказал он. — И вообще, только Хамза может туда заходить.
— Меня это не интересует. Это — мой дом, и я хочу зайти туда. Ты понял?
Медведь тяжело вздохнул. Потом исчез и возвратился через минуту с ломиком. Я вставил ломик в дверную щель при свете фонаря и надавил на него изо всей силы. Щелкнул замок. Я толкнул дверь внутрь. Электричества в комнате не было. Мы осторожно вошли, и я направил луч фонарика на стены. Краска на них была съедена плесенью. В комнате было зябко. Здесь пахло смертью.
— Ты чувствуешь? — спросила Рашана.
Я утвердительно хмыкнул в ответ.
— Пойдем отсюда.
— Нет, подожди.
Рашана вошла в небольшой тамбур слева от входной двери. Она взяла фонарь и посветила им вверх. Потолок был очень высокий, метров семь с половиной. Затем она перевела луч вниз, на пол. Я подвинулся ближе, чтобы лучше все рассмотреть.
— Ты видишь это? — спросила Рашана.
— Боже милостивый, да здесь ступени вниз.
На обряд обрезания в скромный дом Османа собрались все важные персоны трущоб. Хамза, Медведь и наш садовник тоже были здесь вместе с супругами. Жена Османа суетилась, подавая каждому гостю стаканчик со сладким мятным чаем. Она была одета в свою лучшую джеллабу, фиолетового цвета с узкой полоской вышивки вокруг шеи. На голове у нее был повязан клетчатый шарф.
Виновнику торжества, Ахмеду, недавно исполнилось пять лет: в этом возрасте мальчики должны пройти исламский ритуал посвящения в мужчины. Сын Османа был одет в небесно-синий костюм-тройку с галстуком в тон и в плиссированную белую рубашку. На голове его красовался зеленый тарбуш, а на ногах — начищенные до блеска черные туфли.
Ахмед успел продемонстрировать гостям новый велосипед, купленный ему отцом, прежде чем его вывели на пыльную улицу. Перед лачугой с покрытой жестью крышей какой-то мужчина держал под уздцы стройную серую лошадь. Мне стало любопытно узнать, откуда появилось такое великолепное животное. Осман подсадил сынишку в седло, и лошадь пошла парадным шагом по кучам гниющего мусора. Не зная, как вести себя в подобной ситуации, мы с Рашаной захлопали в ладоши.
— Этот день станет самым счастливым в его жизни, — сказал Осман, улыбнувшись так, что рот его стал шире его огромных усов.
При данных обстоятельствах я вряд ли мог согласиться с ним. Через несколько мгновений Ахмеда сняли с лошади, занесли в дом, где с него сняли миниатюрные брючки. Огромный небритый мужчина склонился над мальчиком, которого положили на небольшой столик. В мужчине я узнал местного уличного брадобрея. Осман приказал сыну не трусить. Я вздохнул. И Рашана тоже вздохнула, а Ариана заплакала, когда ножницы брадобрея подрезали пенис ребенка.
Целая толпа родственников и гостей сгрудилась вокруг мальчика, чтобы все хорошенько рассмотреть. Маленький Ахмед судорожно глотал воздух. Сначала все было тихо. И вдруг мальчик закричал. Крик нарастал, делаясь громче по мере того, как мальчик осознавал масштаб содеянного с ним.
— Ах, — воскликнул Осман, глядя на то, как его сын корчится от боли, — это действительно самый лучший день в его жизни!
Сначала я не мог заставить себя спросить у Рашаны, почему она захотела попасть за эту закрытую дверь. Честно говоря, я просто боялся услышать ответ жены. Мы упорно обходили эту тему молчанием на следующее утро. А когда я встретил Хамзу, сгребавшего листья в саду, он тоже сделал вид, что ничего не было. Я не выдержал, подошел к нему и спросил, куда ведет эта лестница.
— Вам не стоило заходить туда, — ответил он.
— Почему?
Сторож промолчал. Он посмотрел на листья и снова принялся водить граблями. Оставив его в покое, я направился к запертой двери. К моему удивлению, замок сменили.
Рашана понимала, что я продолжаю думать о том, что произошло предыдущей ночью. Весь день она отводила глаза и старалась не общаться со мной. Наконец вечером, когда дети давно уже спали, жена подошла ко мне.
— Я должна была пойти туда, — сказала она дрожащим голосом. — Сама толком не могу объяснить зачем. Но там что-то случилось. Неужели ты этого не почувствовал?
Я признался, что что-то было: вспомнил ощущение холода, опасности.
— Да, именно так, — кивнула жена. — Там была какая-то опасность. Необъяснимый ужас.
— Я уверен, что Хамза знает секрет запертой комнаты, — изрек я после долгого молчания.
— Он не скажет, — ответила жена, — по крайней мере прямо сейчас.
Я пристально посмотрел на Рашану: длинные волосы обрамляли прекрасные черты индианки.
