Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
— Я снарядила Нелли в Лондон за засахаренным имбирем к чаю, — сообщает она. — Так что примерно через час мы станем счастливыми обладателями имбиря и хорошей порции Неллиного недовольства.
— Нелли переживет, — бросает Ванесса.
Да, думает Вирджиния, вот правильный тон — непреклонный и в то же время покаянно-милосердный, — вот как нужно разговаривать со слугами и с сестрами. Везде требуется талант, в таких вещах тоже. Ванессиной легкости стоило бы поучиться. Можно приехать раньше или опоздать, обронив мимоходом, что так вышло. Можно взять другого за руку с чувством материнской уверенности. Можно объявить, что Нелли переживет, показав тем самым, что ты прощаешь и прислугу, и хозяйку. В саду Ванессины дети сгрудились около розовых кустов. Как удивительны эти три нарядно одетых существа, три жизни, возникшие из ничего. Кажется, это было только что: две юные сестрицы обнимаются, тянутся друг к другу губами, и вдруг буквально через миг две замужние немолодые женщины стоят на газоне перед группкой детей (конечно, Ванессиных, все — Ванессины, у Вирджинии детей нет и уже не будет). Вот степенный красавец Джулиан; вот Квентин с вечно пылающими щеками и с птицей (дроздом) в красных руках; вот маленькая Анжелика, присевшая на корточки чуть поодаль от братьев, перепуганная, зачарованная этой горсткой серых перьев. Много лет назад, когда Джулиан был еще младенцем, а Вирджиния и Ванесса придумывали имена детям и персонажам в романах, Вирджиния посоветовала Ванессе назвать будущую дочь Клариссой.
— Привет, подкидыши, — говорит Вирджиния.
— Мы нашли птичку, — сообщает Анжелика. — Она болеет.
— Это я уже поняла, — отзывается Вирджиния.
— Она еще жива, — заявляет Квентин важным тоном ученого. — Может быть, нам удастся ее спасти.
Ванесса сжимает руку Вирджинии. Ну вот, думает Вирджиния, смерть перед чаем. Что положено говорить детям или кому бы то ни было в таких случаях?
— Мы можем постараться, чтобы ей было удобно, — говорит Ванесса, — но этой птице пришла пора умереть, и тут уж ничего не поделаешь.
Так швея обрезает нитку. Вот вам, дети, не меньше, но и не больше. Ванесса не станет специально расстраивать своих детей, но и обманывать их тоже не будет, даже из жалости.
— Надо сделать для нее коробку, — говорит Квентин, — и отнести в дом.
— Не стоит, — говорит Ванесса. — Ведь это не ручная птица, и я уверена, что ей бы не хотелось умирать в доме.
— Мы устроим похороны, — радостно восклицает Анжелика. — Я буду петь.
— Она еще не умерла, — резко обрывает ее Квентин.
Благослови тебя Господь, Квентин, думает Вирджиния, кто знает, может быть, когда я сама буду лежать на смертном одре, только ты и останешься со мной до конца, только ты и будешь держать меня за руку, в то время как все остальные уже начнут тайком репетировать надгробные речи.
— Нужно сделать ей травяную постель, — говорит Джулиан. — Анжи, нарви немножко травы.
— Хорошо, Джулиан, — отзывается Анжелика и начинает послушно вырывать пучки травы.
О Джулиан, Джулиан! Существуют ли более убедительные доказательства того, что принцип неравенства заложен в самом основании мироздания, чем Ванессин пятнадцатилетний сын Джулиан? Джулиан грубовато-добродушный, сильный, величественный. Его грациозно-мускулистая жеребячья красота так естественна, как будто красота — фундаментальное человеческое состояние, а не отклонение от нормы. Квентин (благослови его Господь) уже сейчас, в свои тринадцать лет, несмотря на всю свою ироничность и ум, — типичный коренастый краснощекий полковник Королевской кавалерии, а идеально сложенная пятилетняя Анжелика скорее всего утратит свою нервную молочную миловидность вместе с молодостью. Первенец Джулиан настолько бесспорный лидер, настолько очевидное воплощение всех самых потаенных надежд семьи, что Ванессу трудно обвинять в пристрастности.
— Может быть, положим ей несколько роз? — предлагает Вирджиния Анжелике.
— Да, — отвечает Анжелика, продолжая возиться с травой, — желтых. Перед тем как отправиться с Анжеликой за розами, Вирджиния задерживается еще на мгновение — ее ладонь по-прежнему в ладони Ванессы, — глядя на Ванессиных детей, как смотрят в пруд: нырнуть — не нырнуть. Вот, думает она, вот настоящее свершение; вот что действительно останется после того, как причудливые эксперименты в прозе упакуют и упрячут подальше вместе со старыми фотографиями, бальными платьями и фарфоровыми тарелками с томными бабушкиными пейзажами.
Она освобождает руку, встает на колени рядом с Анжеликой и помогает ей приготовить смертное ложе для дрозда. Квентин и Джулиан стоят рядом, но ясно, что именно Анжелика — главный организатор похорон, с чьими идеями по поводу убранства и ритуала нельзя будет не считаться. В некотором смысле вдова здесь именно Анжелика.
— Ну вот, — говорит Вирджиния, когда они с Анжеликой заканчивают сооружение маленького травяного холмика, — я думаю, ей будет удобно.
— Ты думаешь, это «она»? — спрашивает Анжелика.
— Да. Самки крупнее и чуть более блеклые, чем самцы.
— А вдруг она высиживала птенцов? Вирджиния колеблется.
— Не думаю, — говорит она наконец. — Да и как это теперь узнаешь?
— Когда она умрет, я поищу яйца.
— Хорошо. Гнездо может быть где-нибудь под крышей.
— Я их найду, — говорит Анжелика, — и выведу. Квентин хохочет.
— Ты что, сама на них будешь сидеть? — спрашивает он.
— Ну и глупый же ты! Я ж тебе сказала, я их выведу.
— А, — говорит Квентин, и Вирджиния не глядя знает, что Квентин с Джулианом про себя смеются над Анжеликой, а заодно, может быть, и над ней самой. Даже сейчас, в двадцатом веке, смерть по-прежнему в умелых руках мужчин, которые добродушно подсмеиваются над женщинами, сооружающими смертные одры и рассуждающими о возрождении частиц теплящейся жизни, затерянной в пейзаже, посредством волшебства или даже простого напряжения воли.
— Ну что ж, — говорит Вирджиния, — кажется, все готово.
— Нет, — возражает Анжелика, — еще розы.
— Верно, — соглашается Вирджиния, с трудом сдерживаясь, чтобы не запротестовать и не потребовать, чтобы сначала положили птицу, а розы расположили вокруг нее уже после. Ясно ведь, что поступить следует именно так. И если бы не присутствие Ванессы с мальчиками, она бы обязательно начала спорить с пятилетним ребенком по этому поводу.
Анжелика берет одну из сорванных ими желтых роз и аккуратно кладет ее на край травяного холмика. Потом добавляет к ней еще одну, потом еще и еще, пока не получается подобие кольца из бутонов, колючих стеблей и листьев.
— Красиво, — говорит Анжелика, и, как ни удивительно, так оно и есть. Вирджиния с неожиданным восхищением разглядывает это скромное ложе из цветов и колючек, этот дикий смертный одр. Она бы сама хотела лежать на таком.
— Ну, давай положим ее теперь, — мягко предлагает она Анжелике.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
