Книга Тишина - Питер Хег

Но сегодня ночью он проиграл, проиграл под конец и свой «СААБ», он словно окаменел, когда отдавал ключи от машины, ему не захотелось унижаться и просить в долг на такси. В автобусе и по пути через лес он разбирал ночную игру, но не нашел никаких ошибок, непонятно, как такое могло случиться.

Когда он пересек Странвайен, то увидел, что в вагончике зажжен свет. Он приближался, обходя вагончик кругом, свет мерцал, как будто внутри что-то горело. Он уже полез было за своей трубой, когда узнал появившийся в доме звук, в ми-бемоль мажоре, — счастливый, трепещущий, самозабвенный, как первая часть «Triosonate». Он оставил трубу на месте и открыл дверь.

Клара-Мария стояла спиной к двери. Наверное, она разжигала дрова в печи и вдруг замерла перед горящим миром пляшущих огоньков. Отсветы маленьких язычков пламени мерцали на ее лице. Она не обернулась.

— Ты нашел меня, — сказала она. — Расскажи как.

— Я нарисовал окружность.

Это было утром после их первой встречи, после того как она исчезла у озера Багсверд.

Проспав лишь несколько часов, он достал двухсотпятидесятиметровый план. Циркуль Стине. Взяв то место на берегу озера, где он ее высадил, за центр, он нарисовал окружность радиусом в пять километров. Может быть, кто-то увез ее? Но она была готова к тому, чтобы идти пешком, он почувствовал это.

Ни один нормальный ребенок не захочет пройти пять километров в два часа ночи в четырехградусный мороз откуда-то с Багсверда. Она не была нормальным ребенком.

В круг попали Багсверд, Люнгбю, часть Вангеде, угол Гентофте, южная часть Вирума, Фуресёэн, Харес-ковбю, часть Гладсаксе. Было семь часов утра, он взял скрипку и стал играть начало 131-го опуса Бетховена. Он начинается как фуга в темноте, но потом движется вверх по направлению к раю. Когда рассвело и наступило время открытия учреждений, он снял телефонную трубку.

Он хотел было позвонить в Министерство по социальным вопросам, но, взяв в руки трубку и собираясь набрать номер, он вдруг услышал самого себя со стороны. Одинокий мужчина средних лет разыскивает маленьких девочек, будучи не в состоянии при этом объяснить зачем — даже самому себе. У него на руках плохая комбинация карт и прожженные противники. Он положил трубку, взял два экземпляра своего последнего компакт-диска — запись сольных партит и сонат, сделанную в церкви Св. Марии под Любеком. Потом он сел в машину и поехал в сторону Грёндальс Парквай. В цирк «Блаф». К Соне.

Когда-то Соня начинала с нуля. Каспер познакомился с ней, когда оба они были совсем молоды и работали в варьете «Сан-Суси» в Колинге и в таверне «Дамхус» у семьи Стефенсенов. С самой первой встречи он слышал, что ею что-то движет. Ее система звучала как двигатель, который не может остановиться, а продолжает работать, пока не сгорит, — тот звук, по которому отчаянные люди в этой жизни узнают друг друга. Она отчаянно стремилась к благосостоянию. Соня ушла с манежа, закончила политологический факультет, но снова вернулась в цирк. В здании на Грёндальс Парквай было три этажа, четыреста сотрудников, администрация и четыре цирка, несколько варьете и театров, букинг-агентство, рекламное бюро, решавшее такие задачи, к которым никто другой не смел подступиться со времен зазывалы Стокмара[28]в пятидесятые годы. И аудиторская контора. И все это принадлежало ей.

Она была немного старше его. Немного выше, немного тяжелее. У нее было трое детей. Прекрасный муж, умный, полный жизни — в до-мажоре, как последняя симфония Моцарта. А также любовники.

Двадцать лет назад у Сони с Каспером был роман, и с тех пор они никогда всерьез не теряли связи, и никогда и не потеряют ее, пока смерть их не разлучит. Некоторым людям Всевышняя определяет спутников жизни, у Брамса была Клара Шуман, у Моцарта — кларнетист Антон Штадлер, этакий пожизненный партнер в пачекот. Может быть, это как-то связано с тем, что люди называют любовью.

Кабинет Сони напоминал Генеральный штаб в Министерстве обороны в Ведбеке, где Касперу довелось несколько раз выступать, — военные любят клоунов. Например, с Гроком Гитлер лично встречался дважды. У Сони все было по уставу, и приказы не подлежали обсуждению. На окне лежал большой полевой бинокль: цирковая площадка Беллахой находилась прямо напротив, и Соне нравилось быть в курсе дела. На письменном столе стояли четыре телефона и остатки итальянского ланча с целой бутылкой «Брунелло». Он положил двухсотпятидесятиметровый план и компакт-диск перед ней и объяснил ситуацию.

Она повертела в руках диск.

— Ты никогда не интересовался маленькими девочками, — сказала она, — тебе нужны взрослые дамы. Так что же она такое умеет, что это? Талант? Или тут замешаны деньги?

Это не он бросил Соню, и не она его бросила. Решение возникло одновременно.

У нее была квартира на улице короля Георга. В их последнюю ночь около 2 часов его разбудила атмосфера города, казалось, что в мозгу и на сердце образовался какой-то волдырь. Каспер поднялся, напевая отрывок арпеджио из BWV4 — «Христос лежал в оковах смерти».[29]Мартинус[30]как-то заметил, что, для того чтобы выдержать жизнь в районе Фредериксберг, он вынужден был постоянно молиться.

Соня проснулась раньше него. Им обоим было чуть больше двадцати, он не мог найти нужные слова, но уже понимал, они оба понимали, что на них обрушился такой ураган, который им не одолеть.

— У нас ничего не получится, — сказала она, — скоро я захочу детей, и собаку, суку, и огонь в камине, и когда-нибудь мне понадобится, чтобы кто-нибудь подошел ко мне и выключил слуховой аппарат и сказал, что лучше слышать я уже все равно не буду.

Он встал и оделся. Она проводила его до двери, она двигалась непринужденно, когда была голой и когда была одетой, и вообще — всю жизнь.

— Раз уж ты во что-то веришь, не мог бы ты помолиться, чтобы нам помогли?

— Нельзя ни о чем просить, — объяснил он. — Во всяком случае, просить, чтобы дали другие ноты. Только о том, чтобы сыграть как можно лучше те, что у тебя есть.

Это была достойная прощальная реплика, сопровождавшая эффектный уход со сцены, и со слезами на глазах он отправился в ночь — все это напоминало арию из сцены прощания Вотана с Брунгильдой. Потом наступил следующий день, и он обнаружил, что, единожды возникнув, любовь не тает с восходом солнца и падением занавеса, нет, она продолжается. Теперь уже прошло двадцать лет, и некоторым образом радость от того, что существует Соня, и печаль от того, что более между ними ничего не может быть, не ослабели.

Он положил руки на лежащую перед ним карту города.

— Я всегда что-то искал, — сказал он.

— У нее это есть?