Косицын изобразил пальцами пистолет и направил воображаемое оружие в сторону Катьки. Женщина не на шутку перепугалась и растерянно захлопала ресницами.
– Ну что ты, Коленька, что ты, милый, ты же мой самый любимый на свете чекист! – пролепетала она.
– То-то же, смотри у меня, – речь майора становилась бессвязной, глаза затянулись мутью. Закурив папиросу, Косицын присел на краешек стула.
– А ну, девки, все ко мне! – пьяно приказал он.
Второй раз приглашать не пришлось – в мгновение ока подруги втроем устроились у майора на коленях.
– Ух, мои хорошие, ух, мои красавицы! – пьяно бормотал он, – Ух, сейчас развлечёмся на славу. Катька, а ты почему отдаляешься?
Катька явно ревновала Косицына к подругам, но подруги не обращали на нее никакого внимания. Раз майор госбезопасности велел идти к нему, значит, надо выполнять! Игриво они обнимали чужого мужика, лаская его. И Катькины нервы не выдержали: улучив момент, она выхватила из кобуры майора пистолет, умелым движением руки взвела курок и выстрелила Косицыну в грудь. Никто даже и мигнуть не успел. Следующим выстрелом Катька разнесла голову своей главной обидчице – Нинке. Уж больно назойливо та приставала к её кавалеру! Потом пришла очередь тощей подруги – пуля попала ей прямо в сердце. Косицын был еще жив, и со словами: «Прости, милый» Катька произвела контрольный выстрел. Майор захрипел и затих. Бабы не знали, да и не могли знать, что в юности Катька посещала кружок ОСОВИАХИМа и имела разряд по пулевой стрельбе. Судя по всему, и Косицын об этой подробности биографии своей любовницы ничего не знал.
А Катька тем временем приставила пистолет к виску и нажала спусковой крючок.
Надежда в оцепенении наблюдала за происходящим. Разыгравшаяся на её глазах драма была до такой степени реальной, что она даже слышала запах пороха и женских духов. Кровь, замершие тела, заевшая на патефоне пластинка, недопитое вино… Но в то же время женщина понимала, что всё это сон, кошмар, вызванный болезнью.
Больше оставаться здесь было незачем, и она поспешила домой, легла в постель и завернулась в одеяло. Её отсутствия никто не заметил. Да и уходила ли она вообще из дома?…
Трагическая цепочка
– Очень хорошо, что Вы к нам зашли, – не удивился визиту гостя Нахрапов, – Мы как раз подводим итог проделанной работы, и я уже собирался Вам звонить. А что у Вас произошло?
– Завтра приезжает продавец дома для оформления сделки, и мне надо быть готовым к разговору, – ровным голосом произнёс Харатишвили. – Чем Вы меня порадуете?
– Радовать Вас, Вахтанг Александрович, абсолютно нечем. А вот рассказать есть что. Мы восстановили длинную цепочку кровавых событий, произошедших в интересующем Вас доме, – ответил частный детектив.
Бобров и Римма Эдуардовна кивнули.
Харатишвили удивлённо поднял брови:
– Какую ещё кровавую цепочку? Честно говоря, когда Вы мне стали рассказывать обо всех этих страстях, я поначалу решил, что Вы увлеклись собственными фантазиями. Так ведь часто бывает – человек, увлекшись каким-то делом, выдаёт воображаемое за действительное… – Харатишвили, не усидев на месте, поднялся с кресла и зашагал по кабинету. – Но теперь я вижу, что у вас действительно что-то есть для меня.
– Вахтанг Александрович, мы поднимали архив и изучали судьбу этого дома, и судьбы всех, о ком бы мы ни узнали, были трагичны, – частный детектив также поднялся со своего места. – Жильцы дома гибнут каждые двенадцать лет. Если не принимать во внимание старуху – она как раз умерла естественной смертью – то после девяносто шестого года должна наступить очередь то ли продавца, нынешнего владельца дома, то ли покупателя. А это заставляет задуматься.
– Вот как? Интересно. А ну-ка расскажите поподробнее, – попросил клиент.
Нахрапов решил смолчать о том, что не все он узнал из архива и рассказов соседки. В его сон и являющиеся в доме духи прежних жильцов заказчик все равно не поверит, а проверить подлинность истории он не сможет.
– В тысячу девятьсот двадцать четвёртом году от рук чекистов в доме погибает младший статский советник Инокешин. Через несколько дней чекисты расстреливают и его жену. Дом отдают некому Фролову, который ровно через двенадцать лет уличён в антисоветской деятельности и шпионаже в пользу капиталистических стран. Приговор суров и однозначен – расстрел. Далее следует пробел, нам ещё не удалось установить кто жил в доме в период с 1936 года по 1948, но вот потом дом достается парторгу военного завода Шаповалову. Это был успешный руководитель, он пользовался весомой поддержкой не только в Киеве, но и в Москве. Но в шестидесятом году Шаповалов что-то напортачил на заводе, и по его вине произошла страшная авария на Байконуре. Испугавшись ответственности, хотя о его вине никто не догадывался, парторг умер от страха – у него остановилось сердце.
Дом по Щедринской, 12 долго не пустовал – в него поселился ведущий конструктор того же завода, Степан Ефимович Соболяк с семьёй. Ровно через двенадцать лет у него случились неприятности – хотел выехать в Израиль, но из-за высокой должности и допуска к секретной информации попал в отказники, и, похоже, пару раз с ним поговорили в КГБ. Не знаю точно, в чём его обвиняли, но довели мужика до самоубийства – в 1972 году Соболяк Степан Ефимович повесился. Его жена, Прасковья Семёновна, осталась без средств к существованию с малолетним сыном на руках и, говорят, слегка повредилась в рассудке. Андрей, сын Прасковьи Семёновны и Степана Ефимовича, в 1983 году ушёл служить в армию, попал в Афганистан и в 1984 году погиб. Обратите внимание, ровно через двенадцать лет после смерти отца! Прасковья Семёновна окончательно слегла, и для ухода за больной в доме поселился её брат – Пётр Семёнович Гаврилов с женой Раисой и сыном Игнатом. На двенадцать лет в доме № 12 (к тому времени улицу Солнечную переименовали в Щедринскую) забыли о несчастьях, но в 1996 году семья Гавриловых погибла в авиакатастрофе. Это уже не совпадение, а чёткая закономерность – ровно двенадцать лет! И сейчас очень похоже, та же участь ждёт очередного жильца. Так как баба Прасковья умерла от старости, её в расчёт можно не брать. Вот, пожалуй, в двух словах и всё о судьбе жильцов дома номер двенадцать, – подвёл итог частный детектив Нахрапов.
Пока он рассказывал, никто не перебил его ни словом. Бобров удивлялся складности рассказа шефа, который сумел из разрозненных фактов сложить целостную картинку. Римма Эдуардовна с восхищением взирала на своего однокурсника, открывая его для себя с новой стороны. Харатишвили, присев в кресло, хмурил густые брови.
– Получается, я потратил столько сил и средств, а в результате мне советуют отказаться от покупки? – сердито проворчал он.
– Вахтанг Александрович, Вам решать, покупать дом или нет, – словно оправдываясь, произнёс Нахрапов, – мы рассказали Вам то, что узнали. Ведь именно этого Вы от нас хотели?… Но последнее слово, конечно, остаётся за Вами. Здесь мы Вам не советчики.
– Кстати, сегодня мы должны получить ответы из Центрального и областного архивов и сможем восполнить пробелы в этой грустной истории. Я думаю, сегодня-завтра у нас будет полное представление о доме номер двенадцать, – добавила Римма Эдуардовна.
