Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Азиадэ подняла голову.
— Мы все когда-то были воинами, я обязательно справлюсь.
Она встала и погладила его по лицу. Хаса стоял посреди комнаты, такой родной и близкий. Азиадэ посмотрела на его руки, которые могли то, чего не умел никто в Сараево, и робко смутилась.
— Я надеюсь. Если диагноз поставлен верно…
— Аллах бариф, один Бог это знает, — сказала Азиадэ.
Она стояла с испуганным лицом и смотрела перед собой. Ей грезился отряд всадников в пестрых одеждах и широких «турецких седлах», скачущих по степи, а у Хасы в руках копье и его седло расшито золотыми буквами. Он поднимает руку, и копье вонзается в лицо врагу, а над седлом появляется мертвецки бледное лицо и незнакомый голос произносит:
«Все, что мы имеем исчезнет, все кроме Него».
— Аллах бариф, — сказала она и протерла глаза.
Видение исчезло. Хаса мыл руки, и большие, светлые капли воды стекали по его пальцам.
Глава 12
— Раствор кокаина с эпиренаном и затем раствор для инфильтрирования.
В операционной пахло газом и йодом. Лицо безучастно сидевшего в кресле дервиша скрывала стерильная маска с прорезью для носа. Операционная сестра склонилась над столиком инструментов. Азиадэ исправно переводила ей указания Хасы.
Она смотрела на бледные руки дервиша, которые беспомощно лежали на ручках кресла и его сухие запястья постепенно превращались в летние зеленые поля Амасии. По полю скакал султан Орхан, сопровождаемый охотниками за соколами, слугами и визирями.
В левой руке Хасы сверкнул какой-то трубчатый инструмент. Сестра склонилась над пациентом.
— Резекция перегородки по Килиану, — сказал Хаса.
Хаса сделал разрез, и когда на льняную маску брызнула тонкая полоска крови, Азиадэ почувствовала, как ее губы стали сухими и горячими. На белой салфетке выступила деревня Сулидже, и султан Орхан входил в дом основателя братства Бекташ святого Хаджи Бекташа, облаченного в просторные, развевающиеся одежды. Султан Орхан, склонив голову перед святым, просил его благословить собранное им войско. Один из воинов с широкой волосатой грудью подошел к святому и шейх, благословляя, возложил руку, скрытую в широком и длинном рукаве, фетрового плаща на голову воину.
В это время Хаса попросил зеркало для удержания слизистой. Азиадэ перевела, и сестра передала Хасе что-то длинное и блестящее. Хаса молчал, а руки действовали быстро и точно, будто существовали сами по себе, отдельно от хозяина. Одна из медсестер держала ванночку перед лицом тихо беспомощно стонущего дервиша. Веки Азиадэ отяжелели, но ей пришлось широко раскрыть глаза, потому что Хаса попросил тонкий резец и ей нужно было переводить.
Сестра держала маленький молоточек в руках.
— Молоточек, — сказал Хаса.
Маленький молоточек сильно ударил по долоту, и в рану был введен какой-то крючкообразный инструмент. Белая маска вся покрылась кровью, а в ванночке лежали костные осколки.
Хаса отступил назад, и медсестра сняла маску с белого, искаженного от боли лица дервиша.
— Довольно, — сказала Азиадэ и дотронулась плеча Хасы. — Довольно, дай святому спокойно умереть.
Лицо ее покраснело, на лбу выступила голубая жилка.
— Довольно, — повторила она, кинув взгляд на запачканные кровью инструменты.
Хаса на секунду посмотрел на нее отсутствующим и рассеянным взглядом.
— Да, да, — озабоченно пробормотал он, — подготовка закончена, теперь начинается основное. Быстро смените маску. Я сделаю пробную пункцию дуры.
Азиадэ чувствовала себя маленькой беззащитной девочкой. Дервиш сидел в кресле, как в средневековой камере пыток, а Хаса был великим колдуном и мастером по пыткам. Он с такой легкостью трепанировал кости и резал по живому, будто ему было дозволено истязать святых. Лицо дервиша снова исчезло под маской. Азиадэ ощутила соленый привкус на губах, и на миг плотно зажмурилась. В мерцании ее наполненных слезами глаз снова возникли воины, склонившие колени перед святым Хаджи Бекташи. Святой тихо говорил: «Имя вам — янычары, ваши лица светлы, руки победоносны, сабли остры, копья метки. Всегда возвращайтесь с победой и в полном здравии».
Комната поплыла у Азиадэ перед глазами. Узкий скальпель в руках Хасы вдруг изогнулся и задрожал.
— Это киста, — напряженным голосом сказал он.
«Да будет твоя сабля острой, а копье метким», — подумала Азиадэ. Ее маленькие ручки сжались в кулаки, и войско дервишей-янычаров двинулось на Европу. На голове у них были шапки святого Хаджи Бекташи и деревянные ложки вместо кокарды. По ночам они сидели перед котлами с мясом во дворе казармы. Шейх Бекташи в круглой шапке с белой надписью благословлял на битву девяносто девять героических полков.
Азиадэ потерла глаза. Казалось, она уже много часов стоит перед этим окровавленным телом, которое кромсает Хаса, и будет так стоять еще долгие дни и недели, до тех пор, пока он не закончит свое кровавое дело.
Теперь в руках Хасы была какая-то резиновая трубка с балончиком на конце.
— Отсос, — приказал он, нажав на грушу. Святой шевельнул пальцами и громко простонал.
— Вату для дренажного отверстия!
Держа в руках стеклянный сосуд, он вдруг поднял голову и сказал Азиадэ:
— Киста может быть спаяна с основанием третьего желудочка, но инструменты были очень острыми.
Азиадэ кивнула и решила не переводить. Это непонятное предложение было всего лишь выражением душевного состояния Хасы и предназначалось ей одной.
Сестра разматывала тампоны. Азиадэ слышала тяжелое дыхание дервиша. Восемь братьев его ордена некогда молились дни и ночи в казармах янычар, прося Аллаха благословить девяносто девять полков, которые сидели вокруг котлов с мясом и носили шапки святого Хаджи Бекташи. Благословение Господнее лежало на их оружии, пока на воинов и дервишей не обрушился гнев султана Махмуда. Сорок тысяч человек собрал султан на ипподроме Стамбула, и все они были казнены. Ни один человек не избежал гнева властителя. С тех пор священная империя стала слабой и беззащитной. Последние бекташи бежали в дальние горные монастыри, а когда султан вернул им свою милость, они уже были подобны старым беззубым волкам.
— Ватные тампоны можно удалить через два дня, — сказал Хаса и поднялся. — В первые дни может быть субфебрильная температура, но менингита не должно быть.
Дервиша унесли. Азиадэ шла рядом с ним и смотрела на его бледное лицо. Вернувшись, она вопросительно обратила к мужу покрасневшее лицо с заплаканными глазами. Хаса мыл руки и думал, что вместо кисты могла оказаться интракраниальная опухоль, и что ему на самом деле очень повезло, что кости выемки «седла» были очень хрупкими.
По пути в отель они говорили о своей квартире в Вене, о вечерах в Гринцинге, когда солнце садится, и все торопятся в Винные сады. Они пили кофе в холле отеля, и Азиадэ рассматривала руки Хасы, которые ловко управляли саблями и копьями, так отличающимися от звонкого оружия янычар.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
