— Этот Берг, он что, знает «Седьмого»? — высказал догадку Горячев.
— Именно! По нашей информации и с помощью своей центральной картотеки в Москве сумели установить его личность. Немца мы можем использовать в качестве опознавателя: он лично был знаком с разыскиваемым — его настоящее имя Яковлев Александр Николаевич.
Обер-лейтенант Берг.
Полковник Громов.
Подчиненная абверкоманде-103 так называемая Борисовская разведшкола размещалась не в самом городе Борисов, а в шести километрах от него по дороге на Минск, в деревне Печи — в бывшем военном городке. Летом 1942 года обер-лейтенант Берг преподавал там ряд дисциплин, в том числе радиодело. С тех пор прошло более двух лет, тем не менее он прекрасно запомнил курсанта Яковлева, которому при зачислении присвоили кличку Крот. Будущим агентам категорически запрещалось называть свои настоящие фамилии и расспрашивать об этом других — в школе Крот носил вымышленную фамилию Розовский. Обучение там проходили одновременно до 120 человек, и запомнить всех своих курсантов обер-лейтенант, конечно, не мог — но вот Яковлева запомнил, причем совсем не случайно. В школе готовили агентов-разведчиков и радистов: первоначально Крот прошел двухмесячный курс обучения разведчика. После этого его должны были перебросить в советский тыл. Но по личному распоряжению начальника школы капитана Юнга Яковлев-Розовский был оставлен еще на четыре месяца и получил вторую специальность — радиста. Таким образом, подготовка агента Крота длилась шесть месяцев — случай уникальный, — в связи с чем его не мог не запомнить старший преподаватель Берг. Кстати, обер-лейтенант как-то поинтересовался у капитана Юнга, с чем связано такое особое отношение, — на что тот ответил: «Указание сверху. Яковлев не обычный военнопленный, завербованный в лагере. Он перешел к нам добровольно и настроен яро антисоветски, соответственно, наше руководство имеет на него большие виды — отсюда и особый подход». Осенью сорок второго Берг расстался с Яковлевым, который прошел полный курс обучения и покинул разведшколу. Но, как оказалось, обер-лейтенант не забыл этого «особого» курсанта…
В конце июля 1944 года Иоганн Берг, к этому времени уже заместитель начальника абверкоманды-103 и кандидат на присвоение очередного офицерского звания, будучи в служебной командировке на одном из участков Восточного фронта в Латвии, перешел на сторону советских войск. Дело в том, что небольшая часть офицеров абвера, среди них и Берг, не участвуя активно в заговоре против фюрера 20 июля, тем не менее поддерживала связь с заговорщиками (за что в конце концов был арестован сам глава абвера Канарис). Когда гестапо стало производить массовые аресты по «делу о заговоре», он понял, что рано или поздно доберутся и до него. Поэтому здраво рассудил, что плен все же лучше петли на шее…
В кабинете Горобца раздалась характерная трель телефона внутренней связи: дежурный внизу доложил, что прибыл Горохов с двумя «москвичами» — полковником и каким-то штатским. Начальник отдела приказал проводить гостей к нему в кабинет и даже вышел в коридор, чтобы на правах радушного хозяина поприветствовать полковника Громова — как-никак работник центрального аппарата! Вскоре он вернулся с высоким и худым офицером в длинной шинели, на полшага сзади шел лейтенант Горохов, доставивший приезжих из аэродрома — с этой целью в его распоряжение была выделена «эмка» с сержантом Пастуховым за рулем.
— С Юрием Ивановичем мы уже давненько знакомы, с лейтенантом Гороховым познакомились в аэропорту, — громким басом произнес Громов, входя в кабинет, — теперь давайте знакомиться с вами!
Он подошел с Миронову и Горячеву, которые встали со своих мест за столиком, где недавно пили чай. Офицеры пожали друг другу руки и представились, после чего Громов снял шинель и фуражку, повесив все на вешалку у входа. Теперь он был в той же повседневной форме, что и остальные: офицерской гимнастерке, подпоясанной новеньким кожаным ремнем, и брюках-галифе, заправленных в обычные яловые сапоги «со скрипом». На плечах — защитного цвета полевые погоны с двумя просветами, а на груди полковника эффектно выделялась единственная награда, которую он постоянно носил, — Золотая Звезда Героя Советского Союза.
Ее Громов получил в сорок третьем за боевую операцию, о деталях которой не распространялся даже среди своих ближайших сотрудников: она была связана с обеспечением безопасности лидеров «Большой тройки» — Сталина, Рузвельта и Черчилля во время встречи в Тегеране. Тогда нацистские спецслужбы готовили на них покушение, которое не состоялось благодаря усилиям спецгруппы сотрудников НКВД — в ее состав входил и Громов… В свои сорок два этот рано поседевший человек имел богатый послужной список: в частности, в тридцать восьмом году он принимал участие в ликвидации руководителя украинских националистов Коновальца, которую агенты НКВД провели на территории одной из западноевропейских стран. Непосредственным исполнителем этой громкой акции был легендарный чекист-ликвидатор Павел Судоплатов (в 1944 году уже генерал-лейтенант) — именно он принес на встречу с Коновальцем и вручил тому бомбу, замаскированную в коробке из-под торта. «Прикрывал» Судоплатова Василий Громов, тогда еще капитан Особого отдела Наркомата внутренних дел. А в 1940 году, незадолго до убийства на территории Мексики Льва Троцкого, совершенного неким Меркадером и организованного чекистами по прямому указанию Сталина, — туда под видом корреспондента одного из парижских белоэмигрантских изданий выезжал именно Громов…
— Юрий Иванович, о цели моего прибытия из телефонного разговора с Москвой вам, надеюсь, известно! — едва раздевшись, перешел к делу полковник. — Поэтому попрошу доложить всю последнюю оперативную информацию по Кроту! Руководство придает его скорейшей поимке или ликвидации первоочередное значение — об этом сообщу чуть позже. Кстати, чтоб вы знали, Крот — это агентурная кличка Седьмого — как вы обозначили его в своих шифровках в Главное управление.
— Товарищ полковник! У меня в кабинете находятся офицеры-разыскники, которые как раз занимаются активными поисками этого Крота, — разрешите им присутствовать при нашем разговоре! — обратился к Громову начальник отдела.
— Безусловно! Это даже замечательно, что все уже в сборе, — времени на «раскачку» нет! Слушаем вас, товарищ подполковник!
Горобец коротко доложил о последних событиях, связанных с Кротом, — нападении на КПП. Предыдущую информацию по данному делу Громов уже знал из его ежедневных донесений в Москву по ВЧ. Полковник слушал, не перебивая, и лишь изредка делал пометки в блокноте. Горобца он знал почти полтора года — с момента своего перевода из НКВД в контрразведку «Смерш» — при этом уважал того за работоспособность, настойчивость и упорство. Однако считал, что порой подполковнику не хватает оперативного опыта…
— По ночному нападению и принятых мерах преследования вражеских агентов ситуация ясна! — встал со стула у стены Громов. — Как говорил один мой знакомый: «Ясно, что ничего не ясно!» Вы пока можете сесть, Юрий Иванович.
Горобец подсел к столику, за которым уже находились Миронов и Горячев. Недалеко от входа, рядом с полковником, расположился лейтенант Горохов — чуть покрасневший от оказанного ему доверия присутствовать на важном совещании в обществе Героя Советского Союза.
