Доктор Ландау быстро вытер руки, пригладил рыжую бороду и внимательно осмотрел Георга через толстые стекла очков.
— Это только я могу определить, молодой человек, здоровы вы или нет, — сказал он. — Вы этого знать не можете.
Георг рассмеялся. Он собирался жестко поговорить с доктором, но кураж куда-то испарился. Доктор Ландау улыбнулся в бороду:
— Гм. Значит, денег хотите, молодой человек? Что ж, ничего странного, все хотят. Вопрос только, где их взять.
Георгу начинал нравиться юмор доктора.
— Думаю, у вас хорошая практика, герр доктор, — сказал он. — Видел, пациенты все время ждут у ворот.
— В Новом Кельне у пациентов много болезней, но мало денег, — тотчас ответил доктор Ландау. — Некоторым сам приплачиваю.
Георг вытаращил глаза. Доктор взял его под руку, как старого знакомого, и подвел к столику. На столике стояла тарелка, в ней лежали бумажные марки вперемешку с серебряными монетами и даже пфеннигами.
— Видите, молодой человек, — указал доктор на тарелку, — вот сюда мои пациенты кладут гонорар. Каждый кладет, сколько может, это мой принцип. А если кому-то надо, он берет отсюда. Хе-хе-хе…
Сняв очки, доктор Ландау принялся неловко пересчитывать монеты, как человек, который не привык обращаться с деньгами.
— Сколько тут есть, молодой человек, столько вы с меня и получите.
Георг почувствовал себя еще нелепее в роли домовладельца.
— Не стоит, доктор, — ответил он, — я подожду.
Доктор Ландау, неумело считая монеты, стал расспрашивать Георга, кто он, сколько ему лет, где он учится.
— Я не только управляющий этого дома, — сказал Георг с гордостью. — Я изучаю философию, герр доктор.
Доктор Ландау улыбнулся в бороду.
— Худшая профессия, какую только можно выбрать, — заметил он.
Георг был удивлен:
— Почему вы так думаете?
Доктор снова взял его под руку и подвел к книжным шкафам, стоявшим у стены.
— Видите, молодой человек, — показал он на книги, — тут вся философия от Платона и Аристотеля до Канта и Шопенгауэра. За тысячи лет — все то же самое, топчутся на месте, блуждают в потемках. А вот, видите, книги по медицине. Каждая новая книга — шаг вперед.
Георг, хоть и не был образцовым студентом, все же считал философию своим призванием и попытался ее защитить.
— Герр доктор, вы говорите как медик, а не как философ, — возразил он.
— Я потратил годы на бесполезные книги, — ответил доктор Ландау. — Жаль времени, молодой человек.
Георг снова хотел возразить, но доктор Ландау ему не дал. Сняв с полки старинную книгу с рисунками, он ткнул в страницу пальцем, бурым от йода:
— Видите, всего лишь несколько столетий назад придворные врачи лечили королей и принцев чудодейственными настоями и заклинаниями. Сейчас у нас есть рентгеновский аппарат и микроскоп. А что создала ваша философия от Афин до Кенигсберга?
Прежде чем Георг успел вставить слово, доктор взял его за руку и повел в соседнюю комнату.
— Эльза, Эльза! — крикнул он. — Покажи молодому человеку микроскоп. Пусть узнает, как выглядят микробы.
В маленькой комнатке, полной банок и бутылочек всевозможных расцветок, стояла девушка в белом халате и переливала жидкость из одной пробирки в другую. Она внимательно посмотрела на Георга умными карими глазами.
— Папа, ты даже не постучался! — с улыбкой упрекнула она отца.
— Тысяча извинений, — сказал Георг с поклоном. — Меня зовут Георг Карновский.
— Эльза Ландау, — представилась девушка, поставила пробирку и пригладила волосы, такие же ярко-рыжие, как отцовская борода.
Настроив микроскоп, она дала Георгу посмотреть:
— Видите синие черточки? Это они. Бациллы туберкулеза. Подкрутите, будет лучше видно.
Доктор Ландау не умолкал:
— Ну что, господин философ? Их можно увидеть, а кто видел категорический императив?
Эльза попыталась охладить пыл отца:
— Папа, дай же человеку спокойно посмотреть.
Но доктор Ландау разошелся не на шутку.
— Молодой человек мог бы приносить людям пользу, а он занимается ерундой, — кипятился он. — Новому Кельну не нужен категорический императив, ему нужны гигиена и медицина. Что, Эльза, разве не так?
Георг с любопытством смотрел в микроскоп. Но с еще большим любопытством он посматривал на дочь доктора Ландау. Рядом с белизной халата ее волосы казались еще ярче. Карие глаза — спокойные, умные и проницательные. Медь рыжих волос бросала на щеки девушки теплый янтарный отсвет. В ее улыбке, обращенной к отцу, чувствовались легкая насмешка и в то же время любовь и уважение.
Теперь Георг просто не мог взять деньги, которые доктор снова и снова начинал считать, потому что все время сбивался.
— Ради Бога, герр доктор, не торопитесь, — сказал он. — Зайду в другой раз, когда у вас будет получше с деньгами.
Он хотел найти предлог еще раз прийти к доктору, чтобы увидеть его дочь. Огонь ее медных волос пылал в полутьме наступающего вечера.
— Рад был познакомиться, побеседовать и все такое, молодой человек, — попрощался доктор Ландау, подавая теплую ладонь. — Короче говоря, бросьте вашу дурацкую философию и займитесь делом.
Эльза смутилась, это было уже чересчур.
— Папа, разве так можно о чужом призвании?
— Яйца курицу не учат, глупая гусыня, — рассердился доктор Ландау и ласково похлопал дочь по щекам. Это он якобы надавал ей пощечин, чтоб знала, как себя вести. — Очень глупая, но я все равно ее люблю, — объяснил он Карновскому, как своему.
— Я на вашем месте делал бы то же самое, герр доктор, — поддержал шутку Георг.
Эльза снова поправила волосы, как всегда, когда испытывала смущение, и ее рука, теплая, нежная, но крепкая, протянулась к Карновскому:
— Приятно было познакомиться. До свидания, герр Карновский. — И, простившись, она повернулась к склянкам и пробиркам.
Самые простые, обычные слова казались Георгу обещанием, когда он вспоминал тепло и силу ее ладони. У него было назначено свидание с одной из знакомых продавщиц, но он не пошел. Впервые с тех пор, как он стал студентом, он не вышел вечером на улицу, но остался в конторе один.
Ранним утром он поднялся с жесткого кожаного дивана, тщательно умылся, причесался и с набитым книгами портфелем отправился в университет.
Фрау Крупа застыла с метлой в руках.
— Что случилось, герр кандидат? — спросила она с любопытством. — Куда это вы в такую рань?
Георг завернул в небольшое кафе на углу и заказал завтрак. Жуя свежую булочку, он внимательно смотрел в окно.
