— Элиот!
Он выскочил из кухни с чашкой и блюдцем в руках.
— Элиот, сядь, пожалуйста, и послушай, что я расскажу. Только не перебивай.
Я рассказала ему все. И он — вот за что я его люблю — не задал ни одного скептического вопроса.
— Хорошо, Каллен. Давай я позвоню Мэри. Она объяснит, в чем дело. Хоть что-то прояснится.
— Какой еще Мэри?
Только посторонних мне тут не хватало, в собственной гостиной. Казалось, моей жизни угрожает худшее в обозримой памяти землетрясение.
— Мэри — моя хорошая знакомая; возможно, лучший хиромант в Нью-Йорке. Если кто-нибудь и способен сказать, что с тобой происходит, так только она. Каллен, ты должна мне поверить. Случись такое со мной, я бы тут же позвал Мэри и, пока она не посмотрит на мою руку, никуда бы не дергался.
— Черт, надоело. Слов нет, как мне все это надоело.
Через час в дверь позвонили, и Элиот пошел открывать. Я не то чтобы успокоилась, просто у себя дома и в присутствии друга, который был в курсе всей чертовщины, я чувствовала себя немного увереннее.
Элиот вернулся в сопровождении симпатичной женщины — лет за тридцать, короткая стрижка, большие добрые глаза и теплая улыбка. Мэри мне сразу приглянулась.
— Каллен Джеймс, познакомься, это Мэри Миллер. Мэри, будь так добра, нам нужен полный анализ. От начала и до конца, хорошо?
— Как скажешь, Элиот. Привет, Каллен. Раньше приходилось обследоваться? Нет? Все очень просто, бояться совершенно нечего.
Она присела рядом и, к моему удивлению, достала резиновый валик вроде тех, что используются для ксилографии по линолеуму, тюбик типографской краски и несколько чистых листов бумаги.
Отвинтив крышку тюбика, она щедро выдавила краску мне на ладони. Ни о чем подобном Элиот не предупреждал, и я удивленно посмотрела на него.
— Некоторые хироманты работают именно так. Им не надо смотреть на твою ладонь — достаточно отпечатка на бумаге.
Мэри ровным слоем раскатала краску и приложила мои руки к бумаге. Результат ее не удовлетворил, и процедуру пришлось повторить. Я словно очутилась в полицейском участке, где снимали отпечатки моих пальцев.
— Вот и чудненько. Сойдет. Теперь помойте руки, краска спокойно стирается. А я пока взгляну на отпечатки. Можете не торопиться.
Я отправилась в ванную, преследуемая по пятам Элиотом. Пока я оттирала руки мылом и пемзой, Элиот напомнил, что, когда Мэри начнет анализ, я должна держать язык за зубами. Нужно дать ей выговориться, а самой молчать в тряпочку — и о себе, и о происшедшем. Лишние сведения только отвлекут ее или собьют, и тогда все насмарку.
Когда мы вернулись в гостиную, мне было страшно. Однако Мэри выглядела совершенно спокойной.
— Не знаю, Элиот, что там у вас произошло, но, насколько я вижу, с ней все в порядке.
Она опустила взгляд на листы с отпечатками моих ладоней и кивнула:
— Каллен, я могу сделать анализ жизненного пути и кризисный анализ. Судя по всему, для вас актуальнее кризисный анализ. Так?
— Пожалуй.
Я посмотрела на Элиота; тот кивнул и приложил палец к губам.
— Хорошо. Так вот, беспокоиться вам не о чем. На самом деле я очень удивлена, что у вас вообще какие-то проблемы. Судя по вашей ладони, все должно быть в порядке. Брак ваш удался, да вы и сами это знаете. Иногда вам хочется, чтобы муж как-то поярче себя проявил, но в остальном… Ваши дети унаследовали эту здоровую уравновешенность. Вдобавок они вам доверяют, что чрезвычайно важно.
— Вы хотите сказать, ребенок. У меня только дочка. Элиот шикнул на меня и погрозил пальцем.
— Если вы верите в реинкарнацию, то, согласно ладони, прожили несколько очень интересных жизней, и это пошло вам на пользу. Что самое важное при таком кризисном анализе, смерть в ближайшее время никому не угрожает. — Она подняла на меня глаза и ободряюще улыбнулась. — Ваш отец недавно тяжело болел, верно? И вы опасаетесь, что он скоро умрет, но это не так. У него есть несколько лет в запасе, и они с матерью очень рады за вас. Просто на седьмом небе от счастья, что появилась внучка; это прибавляет им сил, они чувствуют, что нужны. У вашего мужа несколько месяцев назад были серьезные неприятности — что-то со здоровьем и одновременно с работой. Как бы то ни было, он уже полностью поправился и не жалеет, как все обернулось. Кстати, он очень вас любит. Так тут сказано. — Она ткнула пальцем в отпечаток моей ладони, и я покивала, словно бы понимая, о чем речь. — Когда я делаю кризисный анализ, людей обычно беспокоит, не грозит ли кому смерть или что-нибудь катастрофическое. На вашей руке ничего подобного нет и в помине… Собственно, как раз наоборот! Это довольно сложно описать, но такое впечатление, что сейчас в вашей жизни все складывается… под знаком покоя. С подобным сочетанием линий мне приходилось сталкиваться у смертельно больных, которые наконец преодолели страх смерти. Не поймите меня неправильно — ни вам, ни кому бы то ни было из близких смерть не грозит, но вы словно разрешили некую проблему, справиться с которой большинству из нас крайне сложно. Опять же, преодолеть страх перед смертью… Когда вы были моложе, вас, как и многих других, буквально раздирали противоречия. Вы не шли на откровенность, старались держать дистанцию, но потом развернулись на сто восемьдесят градусов и доверились человеку, который сожрал вас заживо. Это была настоящая катастрофа, верно? Как Тянитолкай в «Докторе Дулитле»[38]— помните? Половина смотрит в одну сторону, половина в другую, точно? Вот и с вами было так же. Но сейчас все иначе. Вы твердо стоите на ногах, так как подсознательно понимаете, что вас любят, вы нужны, а именно этого большинство и хочет от жизни. Вы желаете быть любимой и знать, что есть люди, которым нужны вы, именно вы. Если бы вы попросили проанализировать жизненный путь, я бы сказала, что вам очень повезло. Честное слово! В вас очень много любви, причем обоюдной. Понимаете, о чем я? Такого мне давненько не приходилось встречать. Этой любви столько, что она буквально расплескивается. Любовь — это ваш фундамент, главный ваш элемент. Каллен, я не вижу никакого кризиса. Могу это гарантировать, а я слов на ветер не бросаю.
Я понимала, что Элиоту это не понравится, но не могла не спросить:
— А как насчет моих снов? Последнее время мне снятся очень странные сны. Иногда они такие сильные и яркие, что мне страшно.
— С фантазией у вас действительно все в порядке. У вас очень яркое воображение, и сны вполне могут быть такими же яркими. Вы это имели в виду?
— Не совсем. А если я скажу, что, мне кажется, я владею… сверхъестественными силами?
