Слова Зиэля Лину понравились, предчувствие продолжало невнятно подсказывать ему, что этот план – лучший из всех.
– А вдруг и он не захочет?
– Захочет, захочет, не беспокойся. Только не в том смысле, что… Он человек нормальный, не думай… Просто он мне кое-чем обязан по праву стариннейшего знакомства, и ему будет совестно отказать мне, когда я прямо его попрошу оказать услугу.
– Он старый, да?
– Ну… С кем сравнивать… Лет под двести ему, но выглядит вполне бодро. Живет он отшельником, однако служанку держит. Да, всегда рядом с его уединенным логовом служанка живет, постирать, сварить… И всегда в соку служанки, старух не бывает… Сам увидишь. Поехали, что ли? Как ты?
– Зиэль… Ты… Я… спасибо тебе…
– Ты носом-то не хлюпай, ты внятно скажи: согласен?
– Согласен.
– Тогда в трактир, и отдохнем. Погоди… Только в лавку вон в ту завернем, мне нужно бусы какие-нибудь купить, а еще браслетик, чтобы той и другой неодинаковое дарить: бабы такие ревнивые друг к другу, такие завистливые… Вырастешь – сам узнаешь.
И снова дорога.
На прощание Суня и тетушка Тоша с ног до головы переодели смущенного Лина в обновки, и все – в подарок! Очень уж им обеим Лин понравился: дети на постоялых дворах – не частый случай, Тош с Тохой сыновей давно вырастили, да сами одни и остались… Племянница им, скорее, в отраду, чем в помощь… Лин скромный мальчик, с достоинством, неиспорченный, приветливый… А Суне еще рано детей рожать, сначала следует замуж выйти.
Лин понимал, что все подаренное не стоит и малой части того золота, что Зиэль рассеял по трактиру щедрою рукой, но ему было приятно, потому что он ощущал самое ценное из того, что только может быть в общении людском: искренность проявленных симпатий. Жалко только, что рубашка у него не черная… Но все равно – темно-серая, без девчачьих узоров. А шапка обычного цвета, серо-коричневая, из толстой бычьей шкуры выделана: летом в ней жарковато, но зато весной и осенью будет тепло, – уверяли его женщины, и сам Зиэль кивком подтвердил их слова… Башмаки у него – те самые, с базара, пояс – змеиной кожи, четырежды сложен и прошит, хоть наковальню подвешивай – выдержит пояс. Но Лину наковальня тяжеловата, да и вовсе не нужна, главное – нож в ножнах да кошель с тремя большими медяками… Что еще нужно мужчине для путешествия? Кожаная торба у Сивки на хранении, к седлу приторочена, а в торбе той – леденцов десяток, фляга с клюквенной водою, смена одежды и хороший шмат соленого, но не перченого мяса цераптора…
Суня еще хотела бантик повязать Гвоздику на шею, но тут уж оба – Лин и Гвоздик – дружно и не сговариваясь выпустили наружу все когти и клыки, да с таким презрением зашипели-зафыркали, что Суня чуть не обиделась на них… Но все равно умудрилась подкараулить Лина на самом пороге и поцеловать прямо в нос.
– Счастливого вам пути, сиятельные гости! Мы всегда будем вас ждать! Всегда-всегда! Приезжайте!..
Зиэль вручил стражам ворот медную пайзу, честно вернул, как это ему и было сказано в первый день, однако денежными подачками баловать стражников не стал…
– Обойдутся, да и лень было в загашники лезть. Врет, а приятно.
– Кто врет? – не понял Лин перехода в речах Зиэля.
– Суня. Что, мол, ждать будет всегда-всегда… С неделю попомнит, а потом так… иногда… «А помнишь, тетушка, эти заезжали… не помню как младшего-то звать…»
– Ну да! – не поверил Лин, сердце его тревожно сжалось: Уфина!… – Я ее всегда буду помнить, почему бы ей меня забывать?
– И ты забудешь, но попозже чуток. А она – непременно и быстро. Лин, тебе надо быстрее взрослеть, парень, и правильно понимать жизнь. Во-первых, трактир – это бесконечный проходной двор, каждый день – лица, лица, лица… И сплошь мужчины, ибо в «Самородке» приличные семейные люди крайне редко останавливаются. А во-вторых, ей в ближайшие месяцы-годы другая забота сердце припечет – жениха искать, а не прохожих почем зря в памяти копить. Так-то.
Лину до смерти любопытно, что понадобилось Зиэлю на холодном юге, но прямо спрашивать он не решается, ибо это неприлично: воин воину сам все расскажет, если посчитает нужным. Или он сумеет правильные вопросы придумать.
День прошел, да другой миновал, Зиэль и Лин в дороге. Что значит – Империя!.. Вокруг безлюдные земли раскинулись, леса и леса, и пустоши меж ними. А поселенцы все никак не распашут эти просторы и не торопятся жить в городах, которые, к слову сказать, в этих краях невелики и редко стоят. Считается, что слишком неуютно и опасно здесь жить: нечисть, разбойники, холодные зимы… Не как на границах, разумеется, но все же… Двухсот лет не прошло, с тех пор, как Империя присоединила Пустой край, отняв его у диких, ныне исчезнувших племен людей и оборотней, а земли так и не хотят расставаться со своим прозвищем: «Пустые» – так и зовутся до сих пор… Но вот что значит – Империя! Могучая, богатая, рачительная к добытому! Край малолюден, а дорога сквозь него проложена – загляденье: ровная, широкая, без ухабов, хоть повозку вези, хоть верхами езжай, не хуже, чем столичный тракт, где-нибудь под Океанией… Зато и летучие дозоры здесь огромны – не чета тем, что в обжитых местах: дважды они попадались навстречу, в каждом две полных полусотни ратников, конных и пеших. Как следует обученных, хорошо вооруженных. Одна полусотня по дороге идет в боевом порядке, можно сказать – отдыхает, а вторая – мелкими ватажками, по два-три ратника, прочесывает округу, да при этом постоянно держат друг друга в пределах досягаемости – на глазах или на слуху, всегда в полной боевой готовности. Каждые сутки полусотни местами меняются: одна из отдыха в дозор, другая из лесов и топей – на ровную дорогу, в неспешный шаг, рядом с хозяйственным обозом и полевой кухней, отдыхать…
– Слушай, Зиэль, я вспомнил… А что с этим будет?..
– С кем – с этим?
– Ну… Когда мы к Шихану подходили, тебя с каким-то невежей спутали… Хвак его звать. Что с ним будет, если поймают?
– Ничего не будет: казнят, да отпустят.
– Как это?
Зиэль вынырнул их своих мыслей и с неудовольствием посмотрел на Лина. Для этого ему пришлось довольно круто наклонить голову, потому что тот, по примеру воина, то и дело покидал седло и шел пешком. Это было забавное зрелище: громадный боевой конь в поводу идет, неспешно перебирая копытами, рядом с ним здоровенный воин за повод держится, идет так же неспешно, рядом с воином маленький мальчик движется вприпрыжку, не понять – быстро идет или медленно бежит… Вокруг них ужом вьется маленький звереныш, вот-вот кажется под ноги попадет или под копыта, но – всегда уворачивается… А выглядит неуклюжим. Но это только выглядит: охи-охи очень ловкие и опасные звери, и чуткие на опасность, и сметливые, даже такие малыши, как Гвоздик.
А Лину – напротив – свою голову приходится высоко задирать, чтобы видеть лицо собеседника…
– Эх… Так это! Все забываю, что беседую с маленьким неразвитым человеческим существом, еще неспособным ко всяким там тонкостям словесных кружевных плетений… Поэтом не мечтаешь ли стать? Знаменитым трубадуром?
