Глеб поверил.
— Артур, я все здесь вверх дном переверну. Даю слово!
— Переворачивай, — слишком легко согласился Артур, и Глеб понял, что обыск будет бесполезным. — А угрозы… Я вежливый человек, дорогой. Пусть тебя пошлет мой адвокат!
Князь разорвал соединение.
Глеб скрипнул зубами. С одним адвокатом Князя он только что познакомился, хватит. Рамзес снова придавил ожившего бармена.
— Скажи мне отчетливо, кого Артур посылал два дня назад за Периметр?
— Никого!
— Врешь!
— Зоной клянусь! Мамой! Чем хочешь!
— Сволочь упрямая! Собирайся.
— Куда? Зачем?
— Сейчас пройдем по вашим, поговорим.
— Не нужно! Нет никого…
Глеб рывком поднял бармена.
— Артур всех предупредил, чтобы сваливали, — Вадик бросал слова ему в лицо, будто дерьмо черпал лопатой. — Все наши ушли из Вешек, обломайся, гад!
Рамзес подавил желание вколотить в глотку этому торжествующему недоумку каждое выплюнутое слово.
«Эмоции, Рамзес, эмоции! Мыслить нужно трезво. Как Артур, к примеру, который сделал тебя, как щенка».
«Потому что я не умею просчитывать на пять шагов вперед! — сопротивлялось его второе, строптивое я. — Цент, сволочь, я сталкер, а не шахматист! Был уговор, что думаешь ты».
Из каморки нашелся прямой ход в кабинет Артура, тесную, без единого окна комнату. В углу стоял монументальный сейф, не новый, но солидный и надежный как скала.
Рамзес бегло осмотрел ящики старого письменного стола, раскрыл конторский шкаф. Оттуда заскользили на пол папки с бухгалтерской отчетностью, упала и покатилась, звеня одинокой монетой расписная поросячья голова с надписью «Общак» на керамическом рыле.
— Ладно, — ядовито сказал бармен, наблюдая за процессом. — Будем считать, что ты мент, и ордер у тебя имеется. Чур, я буду понятым. Что подписывать?
Выглядел парень неважно. Бледный, как вампир из трэшового ужастика, он сидел в дальнем углу, куда его пихнул Глеб, и поминутно вытирал пот рукавом. Сталкер тоже помассировал лоб, поймал на виске суматошно бьющуюся жилку. И впрямь душно; голова болит все сильнее.
Рамзес встал перед сейфом:
— Ключ есть?
Вадик посмотрел на него с едким сочувствием. Глеб и не рассчитывал на скорый успех. Он потянулся было за высокие стопки бумаг на сейфе и отпрыгнул.
— М-мать!
Черная тварь, откормленный до неприличных размеров кот порскнул над плечом, упал с тяжелым стуком и забился под шкаф. Закричал оттуда безумным мявом. Глеб затряс окровавленной ладонью.
— Мурза, ты что, взбесился? — бармен так расстроился, что даже не съязвил.
— Вставай, — невнятно скомандовал Глеб, посасывая ладонь у большого пальца. — Посмотрим в зале!
Вышли из кабинета, бармен впереди, Глеб чуть сзади. Из-под ног брызнули с писком несколько больших как хорьки черных крыс. Бармен только ахнул.
— Травили, честное слово! Да тут и не было таких сроду! Кони, а не крысы.
Крысы преследовали их и в зале. Лезли под ноги, отчаянно пищали. Глеб поймал одну ботинком, раздавил и попытался достать вторую. Гром оглушил почти взрывной волной, окна задребезжали. Сталкер забыл о крысах, увидев, как от земли поднимался к тучам пыльный вихрь.
Бармен, пока Глеб танцевал на крысиных тушках, решился вырваться и нырнул под стойку.
— Куда?! Куда ты собрался бежать, Вадик?..
Рамзес осекся, потому что синюшный Вадик поднялся; в его руках плясал обрез марки «вы грабите — мы стреляем». Царапанная вертикалка с отпиленным под корень прикладом и слишком длинным стволом, чтобы прицельно стрелять без упора. Бармен и не собирался целиться. С полутора метров картечью промахнуться невозможно.
Глеб почувствовал, как расползается холодное пятно на груди, там, куда должна ударить дробовая струя, и глянул исподлобья. Зрачки бармена, мутные от похмелья, расширились, превратив радужную оболочку в узкое кольцо.
— Стреляю, — просипел он.
— Нет, — Рамзес повел головой из стороны в сторону. — Если попытаешься, я тебя убью.
У бармена задергалось лицо. Выстрелит?! Но опять ударил гром, Вадик уронил обрез и мешком повалился на пол.
Глеб нагнулся за оружием. Кожа на затылке онемела от ненависти, презрения и запоздалого страха.
— Не у-у-у… — захрипел бармен, спотыкаясь на каждом слове. — Не у-убивай, Р-рамзес…
— Идиот, — процедил Глеб. — Кому ты нужен, мараться…
За окном грохнуло так, что зазвенели бутылки в баре и затрепетали неровным светом лампы. Сама собой включилась дальнобойная радиостанция, спрятанная под стойкой. Громкость была выставлена максимальная, и рваный шум эфира резанул слух. Рамзес кивнул бармену — выключи, мол — когда сквозь помехи прорвался кто-то смутно знакомый: «Стриж… огонь… Стриж… огонь!». Крик перешел в нечеловеческий рев, а бармен не выключал и смотрел в ужасе. Глеб узнал собственный голос и затряс головой. Бред какой-то!
— Что за фокусы? — каркнул Глеб, но закончить дознание ему не дали.
Артур отреагировал молниеносно. Говорили они минут двадцать назад, а под окнами уже стоял, заслоняя тусклый свет, милицейский «Хаммер». Дверь содрогнулась и с грохотом распахнулась; в проеме стоял Крынкин с кувалдой наперевес.
— Оружие на пол!
Из-за солдатского бронежилета выглядывал жидкий чуб и любопытный нос прапорщика Скидоренко.
— Опять ты?! Ну, хана тебе, сталкер, теперь не отвертишься… Тьфу, мерзость!
В дверной проем волной потекли крысы, спасаясь из тонущего «Харчо»… Или Вешек?
Гадать не осталось времени. Рамзес смотрел прапорщику за спину и не верил глазам.
— Пригнись! — выкрикнул он.
Огромный ворон снарядом пролетел над головой Скипидара и с лету врезался в стену. Птичья тушка лопнула кровавыми брызгами. Участковый заверещал, пузом втолкнул солдата в помещение и навалился телом на дверь.
— Мужики, это что?
— Птицы взбесились! — заорал дурным голосом Мамаев; он прошел черным ходом.
Черные точки, почти неразличимые на фоне неба, быстро собирались в неряшливую кучу, и острый край этой кучи жадно тянулся к земле. К бару, к людям.
— Ложись! — хрипло начал Глеб и закончил воплем. — Живо!
Сталкер упал под стойку. Рядом, сжавшись в комок, беззвучно плакал бармен. Слезы быстро катились по неподвижному лицу.
Птицы ударили в стены, в окна, в дверь. Мерзкий хруст бьющихся в железо тел напоминал барабанную дробь. Потом стая выдавила стекла и ворвалась, оставив на осколках многочисленные тушки.
Сталкер вспомнил старый фильм, но наяву было страшнее, чем в кино. Птицы летели в лицо, как пули, слепо таранили мебель, людей и стены, заполняя воздух гомоном. Глеб не видел других, не до того стало. Он как цепом молотил перед собой обрезом, круша хрупкие крылья и шеи, а за спиной подвывал бармен Вадик. Жутко болела голова и будто в песок утекали силы. Кто-то закричал и нажал на спусковой крючок. Пули редко встречали птицу, зато стена напротив брызнула штукатуркой, деревом и бутылочным стеклом.
