Под единодушные одобрительные возгласы Поль Марвежа согласился взять на себя роль главного исполнителя задуманного, а в помощники ему выделили мраморщика Теофила – стоять на стреме, и инициатора проекта, брадобрея Луазеле. Втроем они должны были схватить Пьера Бабилу и засунуть его в мешок. Для начала же им следовало замаскироваться самим, причем – до неузнаваемости. Марвежа был столь высок и крепок, что его можно было узнать даже по тени. Помимо того, от него исходил густой запах чесночной колбасы. Из-за этого ему пришлось вылить себе на голову целую склянку принесенной Луазеле косметики, а под рубашку, дабы походить на горбуна, запихнуть подушку. Его пособники обрядились в тряпье и как следует измазали себе физиономии. После чего, поощряемые толпой, отправились в свой темный путь, сопровождаемые остальными на расстоянии ста шагов.
Поля Марвежа, возглавившего процессию, переполняла гордость. Он не мог не думать о том, что в случае удачи приобретет лишнюю толику популярности. Давно уже он участвует в выборах в мэры. Как знать, может, это развлечение даст ему больше, нежели все предвыборные речи. Стоило представить себя с трехцветным поясом на животе – и он ликовал. Шел он меж двух домов с закрытыми окнами скоро, твердо печатая шаг, ровно дыша. То тут, то там сквозь прикрытые ставни предательски пробивался свет. Поселковые семьи только что закончили ужинать и теперь предавались таинству неспешного пищеварения. «Коммандос», проходя мимо, обнюхивали клочки исповедей жирной снеди. Иногда на улицу невзначай падали то тиньканье стакана, то обрывок фразы.
На площади перед мэрией мужчины остановились. Прямо напротив, задрав к темному небу приземистую колокольню, стоял мрачный и холодный римско-католический храм. Единственной звездой прямо над горизонтом – свет в окошке священника. Поль Марвежа вместе с двумя пособниками занял пост за городским туалетом – прочным цементированным сооружением, которое оккупировало центр площади. С этого наблюдательного пункта они могли следить за домом кюре, не рискуя быть замеченными. От тяжкого и едкого запаха старой мочи першило в горле. Тишину нарушал лишь шум воды, с регулярными интервалами автоматически спускаемой по вертикальной кафельной стене.
– Четверть девятого, – передал Поль Марвежа, – уже скоро.
И сжал в руках захваченный перед выходом мешок из-под угля. Теофил и Луазеле принесли веревку. На другом краю площади, возле кондитерской лавки, сгрудились все остальные. Минута была торжественная – одна из тех, что проходят по сердцу мужчины субтитрами. Возвысившись над самим собой, Поль Марвежа ощущал у себя внутри туго натянутую пружину. Внезапно совсем рядом ночь прорезал луч света, и домик кюре разродился плюгавым силуэтом.
– Вперед, ребята! – шепотом приказал мясник.
Все ринулись вперед, но на цыпочках. И прежде чем Пьер Бабилу успел изобразить оборону, «коммандос» накинулись на него, заткнули ему рот, связали и нахлобучили на голову мешок. Поль Марвежа вскинул его на плечо, как какую-нибудь четверть теленка, и направился со своей ношей к лесу. И тогда вступил хор голосов. Следуя по пятам за исполнителями содеянного, их дружки негромко заголосили:
– Так это же Пьера Бабилу несут!
– И кто это его несет?
– Как? Ты не видишь рога? А хвост? А копыта на ногах? Это сам дьявол!
– Да, да! Это черт! Черт уносит Пьера! Черт уносит Пьера!
Выйдя за поселок, они стали кричать громче:
– Че-орт у-но-сит Пье-ра!
Их мрачные возгласы плыли к самому горизонту. Но Пьер Бабилу не реагировал. Полю Марвежа и в самом деле казалось, что он несет со скотобойни кусок свежего мяса. Он сложил сверток на землю, прислонился к дереву и вздохнул.
– Черт дунул! – резко вскрикнул Луазеле. – И трава загорелась вокруг.
– Он роет дыру, она ведет прямо в ад! – перещеголял его Теофил. – Бедный Пьер, его сейчас туда утащат!
– Бедняга Пьер! Бедняга Пьер! У-у! У-у! – хныкал папаша Назо, у которого совсем не было воображения.
По сигналу мясника вся компания, давясь от хохота, тихонько смылась. Вернулись в бистро, дабы прийти в себя и поздравить друг друга. Хозяин подал сосиски и простоквашу, которые ели с черным хлебом. Волнение подогрело аппетит. Решено было оставить Пьера Бабилу связанным еще с полчаса. После чего Поль Марвежа должен будет освободить того, объяснив, что наткнулся на него случайно, по дороге. В названный час мясник, утерев бороду и слегка сожалея, удалился, а другие остались пить, разогретые дружелюбным ароматом винных паров.
Прибыв на опушку леса, колбасник с удивлением вынужден был констатировать, что Пьера Бабилу на том месте, где его оставили, больше нет. Похоже, ему самому удалось выпутаться и убраться восвояси. И мешок при этом захватил. Полю Марвежа сначала стало досадно, но потом он вздохнул с облегчением: ему на самом деле очень хотелось, чтобы вся эта история закончилась без последствий.
На следующий день, в воскресенье, Поль Марвежа и его приятели собрались перед храмом, в котором заканчивался молебен. Они караулили появление церковного сторожа, дабы потешиться над ним. Обменивались шутками, негромко фыркали, поеживаясь и переступая с ноги на ногу под колючим утренним ветром. Входная дверь вскоре распахнулась, и наружу вытек поток одетых во все черное женщин с мудростью и кротостью во взглядах – благостное выражение на лицах они обычно хранили до самого вечера. Однако в нарушение привычного хода вещей церковный сторож следом за ними не появился. Заинтригованные «коммандос» подождали еще немного. Последним из храма вышел аббат Мартэн и забрался на велосипед – ему предстояло читать еще пару проповедей в соседних деревнях. Поль Марвежа остановил его и развязно поинтересовался, не видал ли тот сторожа.
– Эх, нет – сказал кюре. – Сегодня утром он не явился. Пришлось звонить в колокола самому. Получилось очень скверно.
После чего забрался в седло, надавил всем своим весом на педали и поехал уныло, по-женски вихляя рулем, по улице, на которой поблескивали лужи.
– Дрыхнет у себя, наверняка! – заявил Поль Марвежа.
Все отправились к лачуге сторожа. Брадобрей постучал в дверь.
– Эй, ты встаешь, Бабилу? Кюре тебя зовет.
Вокруг засмеялись – правда, уже не так уверенно.
– Говорю же тебе, кюре зовет! – выругавшись, повторил Луазеле. И толкнул дверь. Пристройка была пуста, на кровати – ни души.
– Что такое? – проворчал Поль Марвежа.
– Sursum corda,[1]– ответил учитель. – Должен быть какой-нибудь след.
По его предложению все разбились на небольшие группы и стали осматривать место, где вчера оставили сторожа. Но вокруг дерева отыскались только их собственные следы. Сторож не иначе как вдруг взял да улетел на крыльях. Пришлось возвратиться к папаше Назо и держать совет. Продолжая верить, что Пьер Бабилу просто куда-то отлучился и ближе к вечеру обязательно вернется, все, однако, сильно беспокоились. И Поль Марвежа – сильнее остальных, несмотря на свое атлетическое телосложение. В самом сердце он чувствовал противное колотье, будто кто-то внутри его покусывал, как это бывает перед болезнью. С каждым вздохом стеснение в груди становилось все ощутимее.
