Надсмотрщик глянул свирепыми глазами на священника. Его лицо исказилось злобой, а рука сама поднялась для замаха бичом. Просвистел свинцовый грузик, ременная петля захлестнула тощую шею старика. Араб с силой рванул бич на себя, и падре покатился по соломе, не издав ни звука.
Кто-то потом говорил, что слышал легкий хруст сломанной шеи. Но в этот момент никто не ожидал такого, и все с откровенным ужасом взирали на распростертого монаха, торопясь поскорее отойти подальше от свирепого изверга-надсмотрщика.
Тот закричал, пнул ногой лежащего, но отец Бонифаций не подавал признаков жизни.
Надсмотрщик рванул священника за воротник, затрещала ветхая ткань, а голова жертвы беспомощно повисла на грудь. Бледность уже залила кожу заросшего бородой лица, и араб наконец понял, что случилось.
Злоба его прошла мгновенно. Он оглянулся на выходящих рабов и заспешил на выход. Вскоре он скрылся в переходах, и больше пленники его не видели.
– Убрали нашего истязателя, – вздохнул грек, коверкая слова. – Может, другой будет получше. Дай-то Бог!
Вечером действительно появился новый надсмотрщик. Это был уже пожилой человек лет пятидесяти с седыми усами и карими глазами. Многие заметили, что он отличается от остальных арабов чем-то неуловимым. Его голос звучал спокойно, но сочно и с незнакомыми интонациями.
Бича у него в руках не было, но он постоянно крутил тонкую самшитовую палку с небольшим набалдашником на рукоятке. Он имел привычку похлопывать ею по раскрытой ладони левой руки и поглядывать на людей из-под нахмуренных кустистых бровей, подкрашенных черной краской.
– Интересно, как поведет себя с нами наш новый начальник, – прошептал на ухо Пьеру Арман.
– И совсем это не так интересно, – ответил как-то вяло Пьер. Его мысли сейчас были заняты семьей. В такие минуты он всегда был неразговорчив и задумчив.
Как вскоре выяснилось, новый страж оказался немногословен и не так жесток, как прежний. Он предпочитал лупить провинившихся пониже спины и по бедрам, без злобы и издевательств. В общем оказалось, что новость всем пленникам пришлась по нутру. Стало веселей, страх немного отпустил несчастных узников.
– Странно, что новый страж теперь частенько сопровождает нас до места работы, – заметил Арман. – Это что-то новое, не находишь?
– Пусть себе. От него плохого не много.
Однажды, уже перед концом работ, новый страж набросился на одного из отощавших испанцев, когда тот упал под тяжестью камня, который тащил на двуколку, запряженную верблюдом. Страж подскочил к упавшему и разразился бранью. И тут Пьер ощутил, как сердце его подпрыгнуло к самому горлу. Он услышал русскую матерщину, хотя говор был и несколько иным, чем в Новгороде.
Пьер впился глазами в лицо стража, вслушиваясь в оттенки знакомых с детства слов. Без сомнения, страж ругался по-русски. Что это? Помутнение рассудка от жары и усталости, или все просто привиделось?
Получив пару увесистых ударов палкой, испанец наконец поднялся и заковылял со своей ношей дальше.
Пьер поглядел по сторонам, быстро подошел к стражнику и спросил по-русски прерывающимся от волнения голосом:
– Браток, неужто ты с Руси?
Охранник резко обернулся на Пьера и уставился на того все еще злым взглядом. Потом огоньки раздражения в нем исчезли, и на Пьера глянули удивленные и даже несколько испуганные глаза.
– Замолкни, раб! – сказано было по-русски, и это приободрило Пьера.
– Браток, столько лет я родного слова не слыхал! Откуда ты?
– Сам-то откуда будешь? – смягчился страж.
– Да я новгородский, браток! Вот в плен попал и жду выкупа.
– Ладно, замолкни, я сказал! Потом встретимся. Жди и помалкивай! Пошел на место, – стражник незлобиво замахнулся палкой.
– Благодарствую, браток! – ответил взволнованно Пьер и потрусил к своему рабочему месту. От волнения он не мог заниматься работой. Руки у него тряслись, в ногах ощущалась противная слабость.
– Что с тобой? – спросил Арман, глядя на побледневшего внезапно друга.
– Потом, Арман, потом! Дай успокоиться малость…
Мысли роились в голове, перескакивали одна через другую, и потом, когда все успокоилось, Пьер никак не мог вспомнить, о чем же он думал.
Он все поглядывал на стражника, но тот даже ни разу не взглянул в его сторону. Пьер подумал, что тому просто опасно заводить знакомства с пленниками. Он решил, что человек этот изменил вере, но осуждения в душе не нашел.
– Арман, – обратился Пьер к другу, когда они плелись в пыли в тюрьму. – Клянись, что не проболтаешься!
– А что такое, Пьер? Конечно, не проболтаюсь. Клянусь всеми святыми!
– Наш новый стражник – русский!
– Это что, твой родственник?
– Да нет! Мы одного народа. Но я пока ничего о нем не узнал. Он слишком осторожен, но все же обещал поговорить со мной потом. Ты понял?
– Да вроде бы. Это же шанс для нас, Пьер! Как ты думаешь?
– Так же, как и ты. Можно попробовать улучшить свое положение и ускорить выкуп.
– Это было бы здорово! Ты давай продолжай с ним разговоры вести. Может, что и получится.
Но прошло не менее недели, прежде чем Пьер получил возможность поговорить со стражем без риска. Это было в пятницу, когда мусульмане не работали.
Страж вошел в подвал, обвел всех суровым взглядом, выискивая, на ком бы его остановить. Он увидел Пьера, поманил того пальцем и сказал:
– Пошли за мной, руми.
Пьер с побледневшим от волнения лицом поплелся следом, бросив на Армана многозначительный взгляд.
– Снесешь все в амбар, руми. Не торопись, но и не выставляйся, понял?
– Братец, я не руми, не француз.
– Молчи. Закрой пасть и выполняй, что велено.
Пьер стал неторопливо работать, перетаскивая мешки в сарай. Чауш-сторож поглядывал на него сонными глазами, отгоняя мух.
Часа два спустя, когда Пьер присел передохнуть на мешок под крышей сарая, стражник вошел в двери, оглянулся и закричал:
– Чего расселся, собака! Кто за тебя будет работать! – При этом он ожесточенно лупил палкой по мешку с финиками. Глаза его красноречиво, со смешинкой подавали Пьеру какие-то знаки, и тот наконец понял и стал причитать, покрикивать от мнимой боли.
– Вот теперь отдыхай, собака! – И совсем тихо: – Лежи и слушай.
Пьер отодвинулся так, чтобы видеть дверь во двор, и искоса в нее поглядывал. А стражник сказал:
– Как ты тут оказался, браток? Далековато ты забрался.
– Судьба, земляк. Долго рассказывать, но было это давно, больше десяти лет назад. Я еще пацаном был. Теперь вот французом стал. А ты?
– Обычная история, браток. Делали мы набег на татар, да подранили меня. Уйти не удалось. Потом галеры, а уж когда жить расхотелось, то поддался уговорам и перешел в ислам. Теперь живу хорошо.
