— Уверен, что в книге скрывается ещё много интересного. Но сестра Найта — особа странная и непростая. Я в состоянии уловить нить повествования и следовать за ходом её мысли, но поспешность может привести к ошибке, мы потеряем что-то очень важное. Такой труд требует внимания, а я уже стар, дряхл, друзья мои. Веки слипаются. Прошу подождать до утра. Спокойной ночи!
Сестра Подснежничек, потирая затёкшую спину, направилась за своим наставником.
— Не судите нас строго, друзья. Для молодёжи сон — досадная потеря времени, а в старости понимаешь, что он — благословенный дар Матери-Природы. Желаю вам всем спокойной ночи!
Дверь за учёной парочкой закрылась, мать Ликиана развела лапами.
— Досадно, конечно. Только-только что-то начало вырисовываться… Я ещё совсем не устала. Что ж, подождём до завтра. Чаю не осталось, Берби?
— Хурр, ни капли. Что за любовь к таким чайничкам крохотулечным! Пойду-ка я да поставлю на огонь наш нормальный чайник.
Ликиана подхватила большие керамические кружки, свою и тётушки Берби.
— Отличная идея! А я прихвачу раскладушки и пойду наверх, на стену. В небе полная луна, ночь ласковая, тихая. Хорошо там, наверху, правда?
— Да, у-ху-хурр, увидимся наверху.
12
Ночь и вправду выдалась тихая и ласковая, сохранившая тепло долгого, жаркого летнего дня. Луна желтела в небе, как шар свежесбитого масла. Безоблачное небо усыпано звёздами. А дно канавы напротив западной стены аббатства почтили своим присутствием Хриплый Обжора и его шайка. Ещё с вечера затаились они в канаве, закусывая собранным в дороге на скорую лапу провиантом и коротая время в дрёме. Ночные часы не улучшили настроения речных крыс. Крепость в темноте казалась ещё больше и грознее, и посещать её вовсе не хотелось. Но не признаваться же в этом грозному атаману! Вождь что-то замышлял. Он скрючился в сторонке от своего войска, хмурился, бормотал себе под нос, поводил ушами, носом, дёргал хвостом и лапами.
Взмахнув саблей в сторону крепостной стены, вождь попытался поднять настроение шайки.
— Глянь, братва! Вот где всего навалом, погреба и кладовые ломятся… чем не жизнь?
Ответ Трезубца энтузиазмом не отличался:
— У них там орёл и ещё какая-то здоровенная птица, сам видел.
— Нет там орла никакого, — без запинки соврал Хриплый Обжора. — Я ж показал вам орла в небе, он ещё засветло улетел.
Трезубец своим глазам верил и этого не скрывал.
— Та птица высоко в небе мимо пролетала. И не орёл она вовсе, а чайка озёрная, мне ль чаек не знать.
Хриплый Обжора бросился на строптивца и впился ему в ухо.
— Значь, я вру? Врун я, значит?
— Ой-ой-ой! Орёл, орёл эта чайка! Отстань от уха!
Атаман пихнул его в бок и повернулся к остальным.
— Какая вы все чепуха чепуховая! Возись с вами… Своей тени боитесь! Вот, мой меч страшный видали?
Он махнул ржавой саблей перед их носами.
— Порешу каждого, кто не со мной. Потому, коль ты не со мной, то супротив. А с супротивником разбор короткий. Ну, кто за меня, лапы вверх тяни!
Крысы послушно подняли лапы. Хриплый Обжора принялся считать поимённо:
— Вот Жабий Глаз, Пробкохвост, да, Поскребун тоже, Обблер, Фледди… Трезуб, у тебя лапа не то вверх не то вниз?
Трезубец, нянчивший укушенное ухо, вздрогнул и вытянул вверх обе лапы.
— Вверх, вверх, шеф.
— Хорошо. Ты мне поэтому так нужен.
Жабий Глаз видел, что атаману не терпится чем-то похвастаться. Он решил помочь начальству.
— Вождь, какой план?
И вождь забубнил таинственным полушёпотом:
— Вишь, ребята, нас семеро смелых. Проползём до этой стены, четверо: я и Жабий Глаз, и Пробкохвост, и Поскребун. Обблер и Фледди к нам на плечи влезут, а на них верхолаз. Верхолазу всего-то и надо, что забросить мою саблю на верёвке вверх, на стену. А как она там зацепится, почитай, дело уж сделано. Он по верёвке влезет и нас впустит. Хорош план, а?
Трезубец отступил подальше и запротестовал:
— Чего, я верхолаз? Какой я верхолаз? Не умею я! Никогда не верхолазил!
Хриплый Обжора подтолкнул к Трезубцу Поскребуна и Жабьего Глаза.
— Ну-кось, подержите его!
Атаман плюнул на ржавый клинок, пристально глядя на жертву.
— Вот, кто не со мной, тот, значь, супротив. Этот супротив. Ты как хошь? Глотку наглую перерезать, в сердце вшивое ткнуть или кишки тухлые вспороть? Крепче держи его!
Трезубец забулькал, как ручеёк:
— Я полезу, шеф, полезу, не надо меня… Уже лезу!
— А не полезешь — душу выну и шкуру сниму по кусочкам, а потом уж порешу, — пообещал атаман. — Пробка, где верёвка? К сабле привяжи. А доберёмся, будут вам и пироги и жратва.
Шайка выбралась из канавы и переползла через тропу, направляясь к стене. Хриплый Обжора и его нижние назначенцы распластались по стене. Атаман махнул лапой Обблеру и Фледди:
— Вверх, ребятки!
Работа оказалась не такой простой, как ожидалось. Как только двое верхних взобрались на крыс, раздались жалобы и стенания:
— Вый-й-й! Нос отдавил! Смотри, куда лапы ставишь, урод!
— У-у-у, дубина, в глаз ногой засветил!
— Ой-ой, вынь хвост из моего уха, щекотно!
Хриплый Обжора тоже получил пинок в живот.
Он охнул и засипел:
— Заткните пасти, идиоты! Трезуб, твоя очередь. Лезь на головы и швыряй саблю!
Крысы не подозревали, что сверху за их бурной деятельностью следят внимательные глаза. Ликиана заметила ползущих, когда встала, чтобы долить чаю в чашки. Она подняла привратника Ореала, тот понёсся в аббатство, и вот на западной стене уже собрались Командор с Кромкой, кротоначальник Груд и вся его команда. Они следили за крысами и шёпотом совещались. Командор хотел было выйти наружу через боковую малую дверь, напасть на крыс и всех уничтожить. Аббатиса ужаснулась:
— Что вы, Командор?! Ведь они все ровесники вашей дочери! Как можно помышлять об убийстве таких юных созданий!
— Это нечисть, мэм, нечисть! — пытался втолковать непонятливой настоятельнице ёж Кромка. — Если вы не убьёте нечисть, она убьёт вас, выбора нет. Или погибнут другие мирные создания. Крысы молодые и злые, разбой и убийства для них — что любимые игрушки, развлечение одно.
