(Официант приносит новую стопку, и Т. Шон кидает ему серебряный ранд).
— Как же не похвастаться, если есть чем…
Айс-сити, Гренландия
На поверхности видны только дымовые трубы и большие шахты, отверстия для улавливания кислорода, которые без устали поставляют свежий, хоть и ледяной, воздух в трехсоткилометровый лабиринт внизу. Немного осталось из четверти миллиона людей, когда-то населявших это чудо инженерной мысли, созданное человеческими руками. Одни обслуживают тонкий, но растущий с каждым днем ручеек туристов. Другие работают хранителями, живя на пенсию, которую начисляют по обновленной Программе всемирного наследия ЮНЕСКО. Третьим, как Ахмеду Фарахнакяну, бывшему майору военно-воздушных сил корпуса стражей иранской революции, просто некуда идти.
— Индия и Пакистан. Как Северная и Южная Корея, или НАТО и страны Варшавского договора. Если бы два государства собрались использовать друг против друга атомное оружие, это были бы Индия и Пакистан. Все об этом знали, все ждали, именно потому этого не случилось. Слит, ком долго грозила опасность, за столько лет мы сделали все чтобы ее избежать. Горячая линия между двумя столицами послы друг с другом на «ты», генералы, политики, все, кто участвует в процессе, стараются, чтобы день, которого мы боялись, никогда не наступил. Никто не представлял — уж я точно, — что события развернутся подобным образом.
Инфекция ударила по нам не так сильно, как по некоторым другим странам. У нас очень гористая местность. Плохие дороги. Население сравнительно небольшое, учитывая размеры страны. Многие города легко изолировать силами военных. Нетрудно понять оптимистический настрой нашего руководства.
Проблема была в беженцах, миллионах беженцев с востока, да, миллионах! Они текли рекой через Белуджистан, путая нам все карты. Заразилось столько областей, а огромные толпы все тащились к нашим городам. Пограничники не справлялись, целые заставы пропадали под наплывом упырей. Мы не могли закрыть границу и одновременно справляться с собственными вспышками болезни.
Мы требовали, чтобы пакистанцы взяли под контроль ситуацию на своей территории. Они заверили, что делают все возможное. Но все знали, что они лгут.
Большая часть беженцев приходила из Индии прямо через Пакистан в надежде отыскать безопасное пристанище. В Исламабаде их с радостью пропускали дальше. Лучше передать головную боль соседу, чем самим иметь с ней дело. Если бы мы объединили усилия, устроили совместную операцию в каком-нибудь выгодном для обороны месте… Я знаю, что планы уже лежали на столе у высшего руководства. Ведь в Пакистане горы! Имелась реальная возможность остановить любое количество беженцев или живых мертвецов. Наш план отвергли. Какой-то запуганный атташе в посольстве прямо сказал, что присутствие любых иностранных войск на территории Пакистана будет рассматриваться как объявление войны. Не знаю, дошло ли наше предложение до их президента, мы не говорили с ним лично. Вы понимаете, что я имел в виду насчет Индии и Пакистана… У нас не было таких отношений, как у них. Дипломатический механизм не налажен. Насколько я знаю, этот говнюк-полковник сообщил своему правительству, что мы пытались захватить их западные провинции!
Но что нам было делать? Каждый день сотни тысяч людей пересекали нашу границу, из них наверняка десятки тысяч инфицированных! Нам пришлось пойти на решительные действия. Мы должны были защищаться!
Между нашими двумя странами есть дорога. По вашим стандартам она маленькая, в некоторых местах даже не асфальтированная, но это главная южная артерия в Белуджистане. Если перерезать ее всего в одном месте, у моста Через реку Кеч, можно тут же отсечь шестьдесят процентов Потока беженцев. Я полетел на задание сам, ночью. Свет автомобильных фар был виден за несколько миль, длинный, тонкий белый след во тьме. Я даже различил вспышки выстрелов. Там было много зараженных. Я прицелился в центральную опору моста, которую тяжелее всего восстановить Бомбы отделились легко. Американский самолет, оставшийся с тех времен, когда мы являлись вынужденными союзниками, использовался для уничтожения моста, построенного с помощью американцев. Главнокомандующий оценил иронию. Лично мне было плевать. Едва почувствовав, что «фантом» полегчал, я смотал удочки и стал ждать доклада с борта наблюдателя, молясь, чтобы пакистанцы не отомстили.
Конечно, Аллах не услышал мои молитвы. Тремя часами позже гарнизон в Кила Сафед перестрелял наших на пограничной станции. Теперь я знаю, что наш президент и аятолла хотели выйти из конфликта. Мы добились своего, они отомстили. Зуб за зуб, и ладно. Но кто скажет об этом другой стороне? Их посольство в Тегеране уничтожило свои шифровальные аппараты и радиостанции. Этот сукин сын, полковник, предпочел застрелиться, но не выдавать «государственные тайны». У нас не имелось ни прямых, ни дипломатических каналов. Никто не знал, как связаться с пакистанским руководством. Мы даже не знали, существует ли оно вообще. Началась неразбериха, которая вылилась в гнев, а гнев обратился на соседей. С каждым часом конфликт нарастал. Пограничные стычки, удары с воздуха. Все случилось очень быстро, всего три дня традиционной войны, при этом ни у одной из сторон не было четкой цели, только паническая ярость.
(Пожимает плечами).
— Мы породили чудовище, атомную тварь, которую не могла утихомирить ни одна из сторон… Тегеран, Исламабад, Ком, Лахор, Бандар Аббас, Ормара, Имам Хомейни, Фей-салабад. Никто не знает, сколько умерло от ядерных взрывов и сколько еще умрет, когда начнут расплываться радиационные облака — над нашими странами, над Индией, юго-восточной Азией, Тихим океаном, Америкой.
Никто не знал, что так случится. Боже мой, они ведь помогали нам создавать атомную программу с нуля! Поставляли материалы, технологии, выступали в качестве посредника между нами и Южной Кореей, ренегатами из России… без наших мусульманских братьев мы бы не стали атомной державой. Этого никто не ожидал, но ведь никто не ждал и воскрешения мертвых, правда? Предвидеть такое мог только один, но я больше в него не верю.
Денвер, штат Колорадо, США
Мой поезд опаздывает. Проверяли западный разводной мост. Однако Тод Вайнио, судя по всему, не сердится из-за того, что ему пришлось ждать меня на платформе. Мы пожимаем друг другу руки под вокзальной фреской, изображающей Победу. Самый легко узнаваемый американский символ Мировой войны Z… Ее делали с фотографии — солдаты стоят спиной к нам на берегу Гудзона со стороны Нью-Джерси и смотрят, как встает солнце над Манхэттеном. Мой собеседник выглядит маленьким и хилым рядом с этими гигантами. Как большинство мужчин его поколения, Тод Вайнио постарел раньше времени. Глядя на округлившееся брюшко, редеющие седые волосы и три глубоких параллельных шрама на правой щеке, не сразу догадаешься, что этот бывший американский пехотинец еще только начинает жить. По крайней мере, если считать по годам.
— В тот день небо было алым. Дым, дерьмо, которое наполняло воздух целое лето, окрасили все янтарно-красным, будто смотришь на мир сквозь адские очки. Вот таким я впервые увидел Йонкерс, этот маленький захолустный городишко к северу от Нью-Йорка. Вряд ли раньше о нем кто-то слышал. Я — точно нет, а теперь он как Перл-Харбор… впрочем, нет… там была внезапная атака. Скорее Литл-Бигхорн, где мы… в общем… Суть в том, что не было никакой внезапности, война… или чрезвычайная ситуация, зовите, как хотите… уже началась. Прошло три месяца, как все с головой ударились в панику.
