– Мы и сами вдоволь побродили, – вставил Джон-Том.
– Рада слышать, жеребчик. Значит, мне не придется присматривать за всякими разными несмышленышами. Да, еще одно. Везти никого не повезу, если только кто-нибудь из вас не ухитрится сломать ногу. Я вьючное животное, а не ездовое, и менять свои привычки не собираюсь. Не устраивает – ступайте договариваться с пони или кваггами.
– Мы пойдем пешком, – заявил Клотагорб. – В конце концов, нам и вправду не впервой. Ноги у нас в полном порядке, пускай их всего две, а не четыре. Обещаю, что вы повезете лишь поклажу. Мы справимся самостоятельно. Однако, – прибавил он, показывая на договор, – прежде чем я подпишу его, мне хотелось бы удостовериться в вашей пригодности.
Вполне возможно, мы окажемся в смертельной опасности, ибо нам противостоит некто, чья личность остается пока загадкой и чьи поступки определяются неведомой формой безумия. Кроме того, нас ожидает столкновение с обладающим невероятной силой феноменом из параллельной Вселенной. На карту поставлена судьба всего мира. Поэтому мы должны быть готовы к чему угодно и действовать сообща. Я не могу допустить, чтобы кто-либо подвел меня в миг наивысшей угрозы, будь то по причине трусости или примечания в тексте договора.
– Да будет тебе известно, волшебник, – произнесла Дормас, вся подобравшись; она словно превратилась вдруг в чистокровную арабскую лошадь, – я в жизни не нарушала своего слова. Так что можешь не волноваться. – Ее взгляд задержался на Мадже. – А ты, водяная крыса?
Не боишься?
Мадж, который к тому времени возвратился на прежнее место у стены, сунул в пасть соломинку, позаимствованную с ложа Дормас, и принялся жевать ее, попутно разглядывая когти на своей правой лапе.
– Знаешь, крошка, по правде сказать, сердечко екает. Но я повидал, на что способен его чудодейство, тем более в компании моего туповатого, но добродушного дружка, а потому с ними мне ниче не страшно. И потом, от этих пергорбаций лично у меня уже башка кругом идет. Раз от них не сбежать, значица, надо попробовать с ними справиться. Между прочим, мы с ним, – он ткнул лапой в сторону Джон-Тома, – бывали и не в таких переделках. Не то чтобы я привык, что моей заднице постоянно что-то угрожает, но удивляться, признаюсь честно, перестал. Видишь ли, мне все чаще кажется, что я чуть ли не сроднился с этим олухом-чаропевцем. Почему-то всегда выходит так, что куда он, туда и я. Словом, мы с ним сцепились, как два возчика, телеги которых врезались друг в дружку на перекрестке.
– Не слишком удачное сравнение, Мадж, – заметил Джон-Том.
– Я говорю че думаю, приятель, – отрезал выдр. – Ну так вот, коли спрятаться от пердолбатора не получается, я решил не упускать случая пообщаться накоротке с его чародейством. Можа, он меня тоже чему-нибудь научит.
– Понятно. Весьма основательные причины, весьма похвальные чувства.
Ты мне нравишься. Дайте-ка мне перо. Вон оно, в стаканчике на стене.
Клотагорб исполнил ее просьбу. Дормас взяла перо в зубы и с неожиданной ловкостью расписалась под текстом договора. Волшебник одобрительно кивнул, а затем прикоснулся к бумаге своим перстнем-печаткой. На странице остался оттиск в форме черепашьего панциря, украшенного большой буквой "К".
– Удобно, – проговорила Дормас.
– И куда дешевле, чем покупать новые перья, – прибавил Клотагорб. – Если хотите, могу сделать вам такой же и продам вдобавок чернильное заклинание. Вот только отпечаток копыта займет целых полстраницы.
Вашему поверенному это вряд ли особенно понравится. Ему некуда будет вносить дополнения.
Дормас усмехнулась, опустила договор в ящик и закрыла его, подпихнув напоследок мордой.
– Вообще-то я не такая мымра, какой кажусь. Вы скоро узнаете, что путешествовать со мной – одно удовольствие.
– Хватит с нас его чудомудрия, – прошептал Мадж на ухо Джон-Тому. – Верно, кореш?
– Когда выступаем?
– Если вы не против, завтра утром.
– Отлично. Я встаю вместе с солнцем. Надеюсь, задержек не будет.
– Еще одна торопыга, – буркнул Мадж. – И почему мне вечно попадаются те, кто не умеет наслаждаться жизнью?
– Когда решается судьба мира, тут уж, Мадж, не до наслаждений.
– А нужно ли его спасать, приятель? – справился выдр, потягиваясь и зевая. – Ведь мир-то давным-давно чокнулся, как и все вокруг. Знаешь такую поговорку: «Ошалела вся семья, ты в порядке лишь да я»? Так вот, насчет тебя я чтой-то не уверен.
– Ты распинался перед Дормас по поводу нас с Клотагорбом, – произнес Джон-Том. – Скажи-ка мне, только честно: ты и впрямь настолько переменился или попросту сообразил, что с нами тебе будет спокойнее всего?
– Приятель, до чего ж ты, однако, занудлив, аж тоска берет! Ты ж знаешь, как быстро мне все прискучивает. А в Оспенспри народ как на подбор – одна рожа мутнее другой; вдобавок облако это треклятое, чтоб ему пусто было! Походил бы с горбом, поглядел бы я на тебя! Небось мигом бы удрал: фьють – и нету.
– Странно, что я не догадался сразу. Ты печешься не о других, а о собственной шкуре.
– Парень, – заявил Мадж, подмигнув юноше, – я бы не пришел даже на твои похороны, если бы мне сказали, что там не выйдет стибрить и носового платка. Я думал, ты меня знаешь.
– Пожалуй, я рад это слышать, а то мне показалось, что ты от пертурбации слегка повредился в уме.
– Кто, я? Паренек, старина Мадж крепок, как горы, свободен, как ветер в поле, и надежен, как земля под ногами!
Внезапно земля под ногами, о которой упоминал Мадж, сгинула, словно ее и не было. Джон-Том обнаружил вдруг, что плавает в полупрозрачной зелено-голубой воде и лицезреет нечто похожее на маленькую барракуду.
Справа от него трепыхался жирный ушастый окунь, рядом с которым дрейфовал заключенный в раковину реликт той далекой поры, когда на планете доминировали рыбы и прочие обитатели моря. Юноша попытался было сохранить равновесие, но вскоре сообразил, что сохранять, собственно, нечего, тем более что он не тонет. Он пошевелил плавниками: сперва спинным, затем боковыми и, наконец, брюшным, вызвав немалый интерес у наблюдавших за ним Клотагорба, Дормас и Маджа.
Неожиданно мимо Джон-Тома промелькнула крохотная рыбка с переливчатой чешуей. Она устремилась к Клотагорбу и начала выписывать вокруг того сверкающие круги.
– Я боюсь! – захныкала она голосом Сорбла.
– Успокойся, – посоветовал Джон-Том. – Мы переживали и не такое.
– Тебе легко говорить, – простонал Сорбл. – Хозяин проводит в воде много времени, как и твой усатый друг, а я привык летать, а не плавать.
– Думаешь, ты один оказался в столь незавидном положении? Я ведь тоже не большой любитель воды, не говоря уже о Дормас.
– Однако ты часто купаешься, – возразил Сорбл. – Среди моих сородичей есть такие, кто обожает воду – бакланы или там утки, – но сам я терпеть ее не могу. О, как мне плохо!
