— Я засужу тебя за нанесенный ущерб, Тил! — бесился Стуул.
— Ты же в ней ковырялся, — сказала ему Нимбус. — Ты не сможешь возложить ответственность на него. Когда она принадлежала ему, все работало нормально.
Стуул начал хвататься за вентили, щелкать переключателями. Машина начала исторгать пыль, которая тут же стала липнуть к краске.
— Я получу свои деньги обратно! — проревел он.
— Забирай их! — перекрикивала Нимбус хаос и вопли. — Но нас тебе засудить не удастся — это все твоя вина. Тебе следовало послушать своего арт-брокера. И кстати, я увольняюсь.
Нимбус взяла Тила за руку и через столпотворение вывела его в заднюю прихожую, где краска стекала с них на старинный ковер.
— Прости, — прошептала Нимбус.
— Все в порядке.
— Будет лучше, если мы и правда отдадим ему его деньги.
— Я знаю.
— Нам снова понадобятся деньги.
— Мы что-нибудь придумаем. Может, я смогу поработать официантом. Какое-то время.
В холл выходила ванная комната, и он завел ее туда. Они вместе встали под душ, чтобы смыть большую часть краски, — Тил в одежде, а Нимбус нагой. Через несколько мгновений они пойдут собирать ее вещи… Но сейчас они целовались в ярком белом свете под очищающим потоком воды, словно две возрожденные души.
Лицо
— Счастливого Рождества! — воскликнул пятилетний Йен Деклан. На дворе стоял конец лета.
— Скорее уж веселого Хэллоуина, — бросил молодой человек своему другу, когда они миновали Декланов, направляясь в другую сторону по коридору торгового центра.
— Что он сказал? — спросила Ребекка у своего мужа.
— Ничего, — тихо ответил Деклан, но оглянулся через плечо. В то же время оглянулся с ухмылкой и юноша. Он был высок, носил черные волосы до плеч, разделенные пробором, а черты лица были так привлекательны, что его даже можно было назвать красавцем. Полные губы широко разошлись, демонстрируя яркие зубы на загорелом лице. Деклану хотелось верить, что выражение его лица заставило юнца быстро развернуться обратно.
Йен рассеяно катил между родителями в своей тележке, которая была скорее роботом, чем креслом-коляской, и превращало его в подобие полумеханического кентавра. Из баков под его сиденьем змеились трубки, которые входили в катетеры, вживленные в его плоть. По всему телу все еще виднелись пластиковые кольца предыдущих подключений, теперь не используемые. Его подсоединяли к различным видам систем жизнеобеспечения с самого рождения, однако тележка для передвижения понадобилась лишь недавно. Его ноги были так истощены и атрофированы, что даже Деклану было сложно поверить в то, что когда-то это дитя носилось по их квартире, играя с ним в догонялки.
Деклан задумчиво огляделся вокруг, высматривая в витринах то, что могло побудить Йена на это восклицание, но в конце концов решил, что все дело в привязанности его сына к диску с рождественскими песнями, который он ни с того ни с сего начал слушать несколько недель назад. Прошлой зимой эти песни его не очень интересовали. В последнее же время ему было нужно прослушать диск хотя бы один раз за день, а иногда и несколько раз. Йен использовал лишь несколько простых предложений, накрепко забитых в него специальной дошкольной программой, чтобы он смог механически выдавать их в случае необходимости, однако эти песни он мог петь почти слово в слово. Деклан и сам любил их в детстве, а потому частенько пел их вместе с сыном. Голос Йена казался ему прелестным, ангельским.
Туннели торгового центра, по которым они бродили, были подземными остатками старой канализационной системы, поврежденной грандиозным землетрясением, которое завалило и большую часть старого метрополитена Панктауна. Для сохранения интерьера из туннелей и труб не стали убирать вентили, распределительные щиты и трубы поменьше, которые змеились над головами или вдоль округлых стен между магазинами. И стены, и трубы, и блестящий плиточный пол были выкрашены в призрачно-зеленый цвет, напоминающий ярь-медянку. Йену нравилось это место, хотя в прошлом он впадал в гнев, если ему не позволяли заходить в каждый магазин игрушек и покупать все, что ему приглянулось. Теперь у него с этим было получше, хотя у Деклана входило в привычку каждый раз покупать ему какое-нибудь угощение или что-нибудь в этом роде.
Как только они подошли к одному из нескольких детских магазинов центра, Йен начал указывать пальцем и издавать настойчивый хрюкающий звук. Деклан увидел, как на них покосилась проходящая мимо пара. Несомненно, они видели в Панктауне и более шокирующих мутантов, чем Йен, однако те обычно являлись продуктами нищеты и невежества, а вовсе не отпрысками хорошо одетой и, очевидно, неплохо устроившейся в жизни пары вроде Декланов. Даже через пять лет Деклан все равно испытывал извиняющийся порыв объяснить другой паре, почему так должно быть. Почему этому созданию позволили жить. Объяснить, что делать аборт было против их религиозных убеждений, хотя после рождения Йена они и начали предохраняться. Хотя после рождения Йена они и стали посещать свою церковь намного реже.
Йен протянул свои тонкие, словно сделанные из стекла ручки к ярким разноцветным огням магазина. Тележка помогала поддерживать его голову, становившуюся все тяжелее и напоминавшую облако из молочно-белой плоти. Несмотря на ее огромный размер (она была даже больше головы Деклана), дитя казалось больше состоящим из духа, нежели из материи. Такой эффект, несомненно, создавала его кожа, через которую просвечивали сетки ярко-голубых вен. Отец считал, что дело также было в чистоте его улыбки, которую Деклан находил прекрасной, как бы ни были трагичны его несчастные глаза.
Декланы вошли в магазин игрушек, а между ними был их сын, подобный огромному зародышу в механическом лоне.
Здесь повсюду бегали и восторженно щебетали дети. Дети с шелковистыми волосами, которые могли погладить их родители. Как же Деклан ненавидел таких родителей пять лет назад, когда все только началось… Да и сегодня Деклан попросту отгораживался от них вместо того, чтобы быть благодарным за то, что другие дети не так больны, как его сын, за то, что другие родители не страдают так, как он.
Йен с пылким нетерпением оглядел ассортимент магазина, стянул со стойки двух солдатиков и принялся их сравнивать, держа по одному в каждой руке и сопоставляя их достоинства, а затем отказался от них в пользу фигурки киногероя. Все они, конечно, имели полноценные тела.
— Взгляни-ка, милый, — попыталась подсказать ему мать, протянув куклу милой зверушки из его любимого мультфильма. Он едва на нее взглянул.
— Вооружения маловато, — пошутил его отец.
— Цена маловата, — пошутила в ответ Ребекка. Она была высокой и красивой женщиной. Ее длинные тонкие волосы, бледная кожа и тонкие кости придавали ей неземной вид. В тусклой голубизне ее глаз была своего рода отдаленность, но краснота вокруг них всегда заставляла думать, что она недавно плакала.
У обоих были уставшие голоса. У обоих — вялые улыбки.
