Мэтью Винслоу глядел все так же озадаченно. «Что-то тебя огорчило, девочка. Что?»
Неожиданно и очень глупо мне захотелось плакать. «Честно, ничего. Кон прав. Я устала. Очень хорошо играть в возвращение блудного сына, и все такие добрые… слишком добрые. Но, знаешь, это просто истощает. Я чувствую себя так, будто вернулась год назад, так все быстро наваливается».
Кон закрыл за нами ворота и успокаивающе взял меня под руку. «Конечно, трудно. Все понимают. Отдохни до ужина».
Он говорил очень нежно. Дедушка быстро посмотрел на его лицо, потом на мое, и снова на его. Кто бы угодно понял, что сочувствие Кона искренне. Я-то знала, в чем причина, но не собиралась позволять Мэтью Винслоу делать неправильные выводы. Выдернула руку и быстро сказала: «Думаю, надо. — Повернулась к старику. — Не потерял доску для крибеджа? «Его лицо засияло улыбкой. «Конечно. Помнишь, как играть?»
«Как я могла забыть? — «Она часто с ним играла. Это старомодная игра, умеешь играть? Хорошо…» Я добавила: — Кроме того, помню, что ты задолжал мне крупную сумму денег, дед».
«Ерунда. Я всегда тебя обыгрывал».
(Крибедж — карточная игра для двух, трех или четырех игроков. — Прим. пер.)
«Ну и ладно, — сказала я жизнерадостно. — За восемь лет я повысила мастерство. Выиграю у тебя дом и всю землю, так что поосторожней со мной».
Дед засмеялся, а Кон напрягся и сказал резко: «Ну, сегодня вы, надеюсь, играть не будете».
«Нет, нет. Ребенок рано ляжет спать. Кроме того, побуду с тобой на семнадцатом акре. Как ты туда добираешься?»
Кон ответил, и они медленно пошли передо мной к машине. Кон очень мило обращался с двоюродным дедом — легко и без надрыва, но с оттенком уважения, который льстил старику. Ведь Кон был полон жизни и способностей, а дед, несмотря на внешние признаки власти, превратился в тень, шелуху, которую может сдуть первый порыв ветра.
Дед говорил: «Ерунда! Я могу тебе помочь, когда мы наладим косилку».
Кон улыбнулся. «Не сделаешь ничего подобного. Давай, терзай нас и воспитывай, как хочешь, но боюсь, это все, что тебе позволено».
«Нечего меня баловать. Я еще не впал в детство, и не обращайся со мной, как с девушкой».
Кон улыбнулся. «Ни капельки не похоже. В любом случае, девушка будет работать, раз уж опять появилась! Не разучилась водить трактор, Аннабел?»
«Думаю, справлюсь, хотя практически потеряла подход к лошадям».
Мы подошли к воротам хозяйственного двора. Дедушка немного скованно вскарабкался в большой «Форд», Кон закрыл за ним дверь. Вдалеке, в полях за Вышкой, ровно стрекотала косилка. Если только я что-то понимаю в косилках, с ней все было в порядке. Кон встретился со мной веселыми глазами. «А между прочим, ты умеешь водить трактор?»
«Было дело».
«А машину?»
Я смерила его глазами и улыбнулась. Заслужил. «У меня была машина в Канаде. Совсем недавно я сожгла водительское удостоверение, где права — не знаю, но это неважно. Думаю, легко получу Британские, если понадобится».
«А… А тебе не трудно закрыть за нами ворота?» — спросил Кон.
Глава шестая
«Tis down in yonder garden green,
Love, where we used to walk,
The finest flower that ore was seen
Is wither d to a stalk.»
Ballad: The Unquiet Grave
Зря я боялась ужина с Лизой и дедушкой. Старик был в отличном настроении и, хотя он периодически пускался в разговоры типа «а ты помнишь…», а Лиза очень волновалась и напряженно на нас обоих смотрела, все прошло достаточно гладко. Вроде, я ни в одну ловушку не попала. Кона не было. Начинало смеркаться, он собирался допоздна работать в поле, пока хорошая погода.
Вскоре после ужина дедушка отправился в офис писать письма, а мы с Лизой мыли посуду. Миссис Бэйтс удалилась в пять, а девушка, которая помогала на кухне и в молочной, — сразу после дойки. Мы с Лизой работали в тишине. Я устала и переполнилась впечатлениями, а она, должно быть, понимала, что я не хочу говорить. Больше не пыталась навязываться с советами и вопросами и не стала задерживать, когда вскоре после девяти я пошла в комнату.
Я сидела у открытого окна в запахе роз. В голове прокручивались события дня, будто какое-то маленькое существо кругами бегало по клетке. Быстро темнело, солнце садилось в облака, становилось прохладно. Над облаками чистое спокойное небо на секунду стало бледно-зеленым, туманным, как запотевшее стекло. Скоро выйдет луна.
Очень тихо. По крыше ходят голуби, слышен шорох их ног. Скоро они заснули. Из сада прилетел запах сирени. Бабочка пролетела у щеки, летучая мышь разрезала чистое небо, как нож. В заброшенном саду прыгнул черно-белый кот, кто-то запищал в траве… Я решила закурить и потянулась за сигаретой. За домом раздался звук открываемой двери, мужские шаги прошумели по двору и затихли где-то на траве. Кон закончил позднюю трапезу и уходил снова. Я встала, набросила легкое пальто, засунула в карман пачку сигарет и отправилась вниз. Лиза убиралась на кухне. Я быстро сказала: «Пойду погуляю. Я… хочу осмотреться». Она нелюбопытно кивнула, я вышла в сгущающиеся сумерки.
Я догнала его на дороге к заливному лугу. Он нес моток проволоки, молоток и клещи, услышав шаги, обернулся и остановился. Улыбка сошла с его лица, когда он увидел в каком я настроении. Я сказала, тяжело дыша: «Кон. Я должна была увидеть тебя».
«Да. Что случилось? Неприятности?»
«Нет… По крайней мере, не то, что ты думаешь. Но я должна сказать… Прямо сегодня».
Я уже близко подошла к нему. Еле различимое в сумерках лицо насторожилось, приняло почти враждебное выражение, он приготовился защищаться. Вот так, его сотрудничество продолжалось до тех пор, пока я вела себя согласованно с ним, но как только он заподозрил, что я что-то меняю… «Ну?» — спросил он.
Я собиралась говорить рассудительно и тихо, излагать подготовленные аргументы, но угрожающее звучание его вопроса разбило мою рассудительность вдребезги. Очень по-женски я забыла о логике и начала с конца: «Это не может продолжаться. Ты же видишь! Это невозможно!»
Он стоял очень тихо. «Что ты имеешь в виду?»
«То, что говорю. Пора остановиться. Мы сошли с ума, когда решили это сделать! — Стоило начать, как отказали тормоза. — Мы… Нужно придумать какой-то способ… Что-то сказать старику… Уверена, мы сможем что-нибудь придумать! Ты должен понять, что нет смысла в моем присутствии, ну ведь увидел уже… Даже если бы никто меня не разоблачил…»
«Если бы? Ты имеешь в виду, что он это сделал?»
«Нет, нет, нет! — Я заметила, что мой голос приближается к визгу и, почти захлебнувшись, заставила себя говорить тише. Мы стояли у ворот, там же, где днем. Я схватилась за них, чтобы успокоиться. — Кон… Послушай, извини…»
Он холодно заявил: «У тебя истерика. — Поскольку это была чистая правда, я ничего не ответила. Он опустил инструменты и проволоку на землю у забора, подошел ко мне и заговорил так неприятно, как я думала он не умеет: — Угрызения совести замучили, дорогуша? Не поздновато ли?»
