Книга Проклятие темных вод - Пенни Хэнкок

Среда

Соня

В отличие от Гринвичского рынка, на базаре в Дептфорде продают вещи и в самом деле нужные. Иду туда вдоль реки, крепко жмурюсь, уклоняясь от злых ударов жуткого ветра. Небоскребы на Кэнэри-Уорф кажутся близкими, как никогда. Маячат надо мной серой сталью. Сегодня утром их стекло темное, отражает только штормовое небо да черную воду.

На рынке я — белая ворона. Недостаточно опытна по сравнению с женщинами, которые на глазок определяют зрелость сладкого картофеля и манго, отмеряют ткань. Где-то здесь люди шьют. Покупают нитки, наперстки, резинки. На других лотках продают плоды своего труда — копии одежды известных модельеров — за малую долю от высоких цен оригинала. А еще разговаривают. Общаются. Сидят в кафе, или стоят в дверях, или притулились на ящиках за лавками. Эти женщины выскакивают из квартир неподалеку, чтобы набить синие хозяйственные сумки чили, кухонными комбайнами «Мулинекс» или свежим мясом.

Иду прямо к лотку «Умелые руки», где в пластиковых корзинах навалены гайки, шурупы и болты, а на стопке батареек лежит раскрытая Библия. Рядом — покупательница.

— Я в этом не сильна, вы же понимаете. Большие головки или маленькие? Откуда мне знать? — спрашивает она у хозяина.

В каждой руке у дамы — пакетик с шурупами. Они с продавцом смеются, будто впереди еще куча свободного времени.

Беру рулон липкой ленты.

— Всего два с половиной фунта, — сообщает торговец и, будто чувствуя мое невежество, интересуется, зачем мне она.

— Трубу прорвало… — бормочу я.

Он смеется:

— Лучше бы вам вызвать сантехника. Хотя сейчас из-за морозов по всему Лондону прорывы да протечки, и заполучить мастера — большая удача. Надо было укрыть трубы теплоизоляцией. Ну, да что уж теперь. Однако люди говорят, скоро будет снегопад. Вот, держите. — Он вручает мне визитку. — Мой приятель, сантехник. Попробуйте, может, повезет.

— Спасибо… Но скотч я все равно возьму. Парочку. Дома всегда пригодится, — говорю так, словно речь идет о консервированных бобах.

На блошином рынке люди зарабатывают на жизнь, продавая всякую всячину: старые автомобильные кресла, поношенные лифчики, деревянные ложки, сломанные ключи. На прилавке с пользованными DVD нахожу для Джеза парочку фильмов: «Ночь охотника» и «Двойная страховка». Опускаю их в синюю хозяйственную сумку рядом с лентой и иду назад в сторону Крик-роуд.

На главной улице магазины специфичны: «Свинина от Кристины», «Яйцо», «Рыба», «Мясо Лобо-Халал», «Иконы». Вдыхаю запахи готовящихся завтраков из кафе и закусочных. У развеселого местного люда будто бы налажен постоянный товарообмен. Кажется, я здесь чужая. Завидую их чувству принадлежности к системе, проходя мимо магазинов «Все за фунт», парикма*censored*ских, что предлагают детскую укладку волос «грядками» по специальным ценам, закусочных «Пай-энд-Мэш» и даже бюро ритуальных услуг. Лондон постоянно движется, разрушается до основания и восстанавливается. Ландшафт реки ежедневно меняется на моих глазах. Но Хай-стрит Дептфорда как-то удается оставаться верной своей сути, сопротивляясь грохоту разрушительных перемен.

Возвращаюсь домой по Крик-роуд, мимо рекламных щитов, сулящих новый жизненный опыт на этом берегу реки. Шикарные апартаменты, кафе и сады, которые превозносит реклама, сменят гниющие верфи, заброшенные нефтеперегонные заводы и растрескавшиеся, поросшие быльем пешеходные дорожки.

Уже в Гринвиче заглядываю в магазин пластинок «Кэсба», и ладонь моя сразу же накрывает именно тот CD, который нужен, — «The Best of Tim Buckley».

— Открывай.

Вместе с подарками я принесла Джезу кофе, мандарины, мимо которых не смогла пройти, и миндальные круассаны.

Это будет замечательный день. Он неугасимым огоньком зажжется в моей памяти и будет лучиться золотистым светом.

Сажусь рядом с мальчиком.

— Шестнадцатилетие не зря называют сладким. Пролетит — не заметишь. Такой, как сейчас, ты…

Наворачиваются слезы стыда. Жадно оглядываю его — от макушки до пяток. А он… Глядит так, будто ждал моего прихода: невинно и одновременно немножко дерзко.

Именинник разворачивает покупки:

— «The Best of Tim Buckley»! Крутизна! Я ж именно такой и хотел. О, и DVD! Спасибо, Соня! — Джез смотрит на меня и, вижу, хочет улыбнуться, но что-то мешает. — Мама еще не звонила? Или Хелен?

Парень громко сглатывает — во рту пересохло. По-прежнему беспокоится о возвращении домой.

— Не делай такое несчастное лицо, — говорю ему. — Послушай диск или посмотри кино. Давай поставлю тебе вот это. Надо кое-что сделать, а когда я вернусь, мы с тобой пойдем.

— Пойдем?

— Да.

— Так я… ухожу?

— Уходишь.

Парень делает большие глаза. В них снова появляется блеск. Мускулы его лица расслабляются, и естественная красота, которую отчасти скрыла вуаль от беспокойства и боли в лодыжке, возвращается. Мне немного обидно.

— Скоро вернется Грег. Тебе нельзя тут оставаться. Комната будет занята. Извини. Давай собираться.

— Что ж…

Лицо Джеза светится радостью. Мальчик старается ее подавить, но не очень-то в этом преуспевает. Крылья его носа подергиваются.

— Это и есть ваш сюрприз! Пришлось «расколоться», потому что возвращается ваш муж! Можете уже не притворяться. — Он облегченно откидывается на подушки, вздыхает. — Я-то решил, вы с Хелен и Алисией готовите мне вечеринку-сюрприз! Но типа потом смекнул: нужен вам такой экстрим? Понимаю, сейчас это звучит немножко грустно. А я поначалу не мог понять, считал, происходит что-то странное, даже напугался…

— Странное?

— Ну, как бы… согласитесь: шарфики, запертая дверь…

— Джез!

— А потом подумал: вы ведь, помимо прочего, такая крутая!

— Крутая?

— Ну да. Классная. Были добры ко мне… Ну, гитары, еда, вино, интервью обещали…

— Конечно, Джез. У меня и в мыслях не было тебя пугать.

— Знаю. Сейчас вижу. Просто все это казалось немножко стремным. Обязательно расскажу Хелен.

А вот это мне не понравилось. Я покачала головой:

— Даже не смей так думать обо мне! А теперь слушай. На подготовку нужно немного времени. Я приду за тобой. Пока наслаждайся утром.