Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Слова выстраивались в моем мозгу сами собой, как текст песни, я только не знал, нужно ли их говорить, правильно ли это будет?
Так что же все-таки делать? Пока что мне непристойно везло; удачи, которая привела меня к теперешнему моему положению, хватило бы, пожалуй, на полдюжины нормальных жизней, другой такой возможности не представится, можно и не мечтать. Так имею ли я право пытать свою удачу еще дальше, на одного ее пока хватает, а вот хватит ли на двоих? Разумно ли, да и вообще — посильно ли для меня обременять себя дополнительными заботами, брать на себя ответственность за судьбу другого человека?
Ну вот я сейчас заговорю, расскажу ей о своих чувствах, добьюсь, чтобы она поехала со мной, а потом везение мое кончится, и все рухнет. И даже если все рухнет и так и так, вне зависимости от того, будет она рядом со мной или не будет, если моя жизнь в любом случае пойдет наперекосяк, имею ли я право подвергать этому риску и Джин?
И вообще… не будет ли разумнее подождать? Посмотреть, как оно все повернется, ничем себя не обременять, окунуться в омут большого, недружелюбного города со свободными руками, рисковать своей, и только своей, судьбой, а затем, если под ногами появится твердая почва, я всегда могу вернуться и позвать Джин. Избавить ее от суеты, изматывающей работы и нервотрепки, от периода, когда все тревожно и неопределенно, так ведь будет гораздо лучше.
И еще. При всей жестокости подобных рассуждений, чтобы хоть как-то разобраться в своем прошлом, неразрывной частью которого являлась Джин, я должен был уйти от него, взглянуть на него со стороны.
Я отчаянно хотел принять хоть какое-нибудь решение — и не мог.
— Извини, Дэниел, но мне нужно бежать. — Джин допила из стакана последние капли и взглянула на часы. — Мама боится, когда я задерживаюсь, а сейчас уже вон сколько времени. Ты только не обижайся, мне правда пора.
Ну и что я должен был делать, если так и не успел разобраться в своих мыслях?
— Да нет, — стоически сказал я, — какие тут обиды. Надеюсь, я тебя не слишком задержал.
Джин поднялась, я тоже. И снова передо мною встала неразрешимая проблема: чмокнуть ее в щеку? Или обнять? Или пожать ей руку? Или сделать что-нибудь, не входящее в этот перечень? Но Джин только кивнула, окинула меня взглядом, глубоко вздохнула и сказала:
— Ладно, Дэниел, ты только не забывай старых знакомых, когда станешь знаменитостью.
— Да ты что, — рассмеялся я, — да я…
— Пока, Дэниел, — улыбнулась Джин. Улыбнулась одним уголком рта.
— Да… ну, да, пока, э-э-э, Джин.
Я чуть было не назвал ее «Крис». Джин пересекла салон, открыла дверь, вышла наружу, под яркое, холодное осеннее солнце. Я стоял и смотрел ей вслед.
А потом я сел и почувствовал, словно из меня выпустили весь воздух.
В углу салона два старика тихо, неспешно играли в домино, изредка прикладываясь к своим «хаф-энд-хаф»[21]. Дряхлые, седые, сгорбленные, усохшие; до сих пор, в обществе Джин, я их не замечал. Я уныло пожал плечами и занялся своей кружкой.
И лишь минут через десять, вставая из-за столика, я сообразил, что так и не спросил, как срослись ее рука и ключица.
Глава 5
Я проснулся с колотящимся от ужаса сердцем, совершенно не понимая, где это я и чего я боюсь. Мало-помалу выяснилось, что нахожусь я в своей собственной спальне на верхнем этаже колокольни, а разбудил меня, по всей видимости, этот вот звук — какое-то непонятное, беспорядочное хлопанье и трепыханье. Моя голова гудела и раскалывалась. Ну да, начали с Макканном здесь, еще совсем рано было, а кончили вечером… нет, вечером мы не кончили, кончили мы… а не знаю я, когда мы кончили. Ночью. Мамочки, это ж сколько мы с ним выжрали? Я продрал наконец глаза, осторожно, чтобы не слишком тревожить голову, сел и увидел голубя, бешено носившегося по спальне. Голубь метался от стенки к стенке, оглашая комнату потрясенным, недоумевающим воркованием; в воздухе кружились перья и чего еще там у них бывает. Да, пух. Он со стуком врезался в закрытое окно, потерял еще несколько перьев и оставил на стекле кривое, быстро растекающееся пятно помета. Не удовлетворившись достигнутым, придурочная птица заложила крутой вираж и сделала второй заход — с тем же примерно успехом.
Пока я пытался сфокусировать толком глаза и выпутаться из простыней, голубь повторил этот маневр еще трижды. Он влетел в спальню через приоткрытую фрамугу (ведь не духом же святым) и хотел удалиться тем же путем, но неизменно промахивался на несколько сантиметров. Я упал с кровати, повалил колонку, исполнявшую обязанности прикроватного столика, обильно заляпал овчинный коврик какой-то бурой студенистой зюзей, пребывавшей до того в серебристой фольговой посудине, а заодно и залил его водой из стакана. Некоторое время я лежал, взирая на вязкую, медленно расплывающуюся по коврику мерзость и пытаясь понять, что это такое и откуда, а затем заметил в ее составе клочья мяса и пластиковую вилку и различил знакомый запах. Кэрри. Купил, наверное, ночью в какой-нибудь забегаловке.
Голубь еще раз врезался в стекло. «Придурок!» — заорал я и швырнул в него подушкой. Подушка угодила в приоткрытую фрамугу и там застряла; голубь крикнул что-то неразборчивое и заколотился в стекло с еще большим усердием. Я с трудом поднялся на ноги, подошел к окну, волоча за собой так и не распутанную простыню, выдернул подушку из фрамуги и начал махать руками, направляя неразумную птицу на путь истинный, то бишь в открытую щель. Нижняя, основная часть окна вообще не открывалась, так что ничего большего я сделать не мог.
Это было все равно что ловить небольшой пернатый взрыв. Голубь отчаянно заверещал, с лету нагадил мне на постель, долбанулся в стенку и начал бешено циркулировать вокруг люстры; затем спикировал в моем направлении, отвернул в сторону и еще раз попытался вышибить стекло. Я взглянул на загаженную им постель и загаженный мною коврик. Мелькнувшую было мысль выкинуть колонку в окно, чтобы следом улетела и эта мерзкая пернатая тварь, я отвел как негуманную; окно выходило на Винсент-стрит, и мне совсем не хотелось вышибить какому-нибудь прохожему мозги, вне зависимости, есть у него мозги или нет. В конечном итоге я решил оставить все как есть: повезет этому кретину — выберется сам, а нет — пусть ломает себе шею. Мое похмелье напоминало о себе все настойчивее и настойчивее.
Как только я открыл дверь на винтовую лестницу, голубь промелькнул над моей головой и рванул вниз. Я чуть постоял, переводя дыхание, а затем последовал тем же путем.
К тому времени, как я привел себя в состояние, мал-мала пригодное для общения с внешним миром, было уже чуть за полдень. «Грифон» , вот куда следовало мне направить свои стопы; если Макканн там, он, возможно, сумеет рассказать мне, что я вчера делал. Мы посидели в «Грифоне», потом ушли, потом… потом в моей памяти зиял провал, серое пятно, наполненное какими-то смутными тенями. Мы собирались где-нибудь поесть, так ведь?.. Вообще-то мы вроде бы направлялись в «Ашоку», но кэрри, но почему я принес кэрри домой, мы же вроде думали перекусить там, на месте… Из всего дальнейшего в моей памяти уцелел один-единственный момент: я брожу в темноте по поразительно пустынному — ни машин, ни людей — шоссе. И все. И почему это все мое тело болит и ноет, где оно набралось всех этих синяков и ссадин?
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
