Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Сериал был в срок воплощен в книгу, и я несколько успокоилась насчет своей будущности: на телестудии дублировали новый сериал, намечалась новая работа и для «бразильских писателей». Но внезапно гарантированно и хорошо оплаченные сериалы были напрочь вымараны из моей творческой биографии властной рукой «самого» Михаила Абрамовича. МихАбр, как за глаза звали директора издательства, вызвал меня в свой страшный для новичка кабинет и сказал:
— Про сериалы забудь, халтурщица.
Он внушительно встал, сгреб с полки три толстенных тома и бросил на стол перед моим носом. На обложке верхней книги я прочла фамилию тогда мне неизвестную.
— Известный сибирский писатель, — сказал МихАбр. — Недавно умер. Вот три его романа. Прочти. Можешь брать любых героев, любые времена — здесь этого добра достаточно. Напишешь продолжение. Страниц восемьсот по две тысячи знаков. Даю полгода. Время пошло… Да… с родственниками о правах договорились. Имя на обложке будет его жены. Но деньги тебе дадим. Это тебе не рабыня Изаура… Вопросы есть?
Я, что называется, остолбенела. Язык пересох. Сердце упало.
— Да вы что, Михаил Абрамович… Я таких толстых книг давно и не читаю. Тут за одну читку деньги надо брать, а написать целый томище…
— Ты всё поняла? — перебил он и сел за свой огромный рабочий стол, позвонил секретарше. — Принеси хороший пакет, быстренько. Настя, пакет нужен… любой не дырявый.
Через тридцать секунд вбежала Настя с пакетом.
— Положи сюда эти книги и проводи… Напои писательшу чаем за счет издательства. Пирожное есть? Угости, и пусть катится домой.
— Прощайте, Михаил Абрамович! — осмелилась сказать я, чувствуя свое полное творческое бессилие.
— Через три дня позвонишь, и запомни: другой работы для тебя здесь не будет! — ответил он.
Я вышла в приемную. Села на стул и заплакала.
— Да ты не обращай внимания на грубости, — утешала Настя.
— Это ни при чем… — не могла я успокоиться. — Велел мне за полгода роман в восемьсот машинописных страниц накатать.
— Одной? — удивилась секретарша. Наступила тяжелая пауза. — Чай тебе, что ли, сделать?
— Нет, пойду… — сказала я и открыла дверь.
— Он никому такого не предлагал, тебе первой, — растерянно сказала Настя.
— Я не напишу.
— Прям… — отмахнулась секретарша. — Напишешь! У МихАбра глаз — алмаз. Он тоже нервничает. Представь, решился на тебя, никому не известную тетку, поставить. Давай, не подводи мужика. Плохо напишешь, родственники откажутся от романа.
— Обо мне хоть кто-то подумал?
— Да ты тут при чем? Пиши знай, баллы зарабатывай…
Было похоже на то, что на меня вывалили пять тонн песка, и я оказалась под завалом. Только к утру как-то смогла из-под него выкарабкаться. Раскрыла толстую книгу неизвестного мне известного сибирского писателя… Одну, другую… стала читать. И мне понравилось! Язык, стиль, герои, содержание — о судьбе староверов-беспоповцев, вынужденных скрываться на Севере, а потом оказавшихся в Сибири. Три огромные эпопеи я проглотила за неделю.
Позвонила МихАбру. В качестве приветствия он произнес свое знаменитое:
— Ну?
— Наверно, я возьмусь.
— Приходи на днях, подпишем договор. Чао.
Через несколько дней мне исполнялось сорок лет, а я еще и не начинала своей писательской карьеры. Тогда это было причиной стойкого уныния — так называемой депрессии. Было от чего унывать: семьи нет, первую свою инженерскую профессию забыла, в новой — сколько уже времени никаких подвижек и перспектив. Из родного города уехала, в Москве никаких связей не приобрела. Бросила синицу в руках, за журавля в небе не ухватилась…
Пару месяцев назад, правда, была в Псково-Печерском — это когда игумен N от меня бегал. Но в самый первый раз он же помолился и по его молитве Вадим ушел. И вдруг я вспомнила, как батюшка спросил меня:
— А детки есть?
— Нет… — с грустью ответила я.
— Слава Богу, — с радостью ответил монах. — «Незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу»[13]. Не отказывайтесь.
Я тогда совершенно не поняла, о чем игумен толковал мне. А теперь его слова вдруг всплыли в памяти и, кажется, как раз вовремя. Сорок лет — какое-то мистическое число лет… Пророк Моисей, например, достигнув невероятных высот при дворе фараона, именно в сорок лет убежал из Египта на Синай, а потом в монотонной пустыни еще сорок лет странствовал со стадами своего тестя Иофора, созревая к великому делу — вывести единоплеменников в Землю обетованную… Даже пророку нужно время для созревания души, что говорить о современном писателе… Может, и мои прожитые годы не были бесцельными? Душа накапливала опыт — житейский, творческий, духовный.
Символично ли, но именно в день сорокалетнего юбилея был подписан мой первый серьезный договор. По этому поводу в издательстве даже распили бутылку шампанского. На душе был праздник. Но недолго. На следующий же день начались писательские будни, о тяжести которых мне только предстояло узнать…
Первый абзац — половина успеха, говорили классики. Целых три дня я просидела за письменным столом, пытаясь его сочинить. И — безрезультатно. Хотелось лезть на стены. Бросить всё. Улететь на Луну. Подсчитала, что в течение следующих шести месяцев я должна писать ежедневно примерно по четыре с половиной страницы оригинального текста. Если не болеть, не уставать, не ходить в гости, не гулять в осеннем лесу. А если все-таки отвлекаться на такое безделье, то листаж возрастет до шести страниц в день, а то и до семи. Об этом при подписании договора я даже и не думала… Договор был драконовским, как и весь беспредел перестроечных лет. Если я не укладываюсь в срок, то за каждый просроченный день договор предусматривал наказание автора деньгами. На обдумывание замысла и хотя бы примерного плана восьмисотстраничного будущего романа времени не отводилось. У меня не будет времени писать сначала от руки, как принято у настоящих писателей, править рукопись и только потом перепечатывать набело. Выходило, что надо сразу бить исправленный в мозгах текст на машинке. Компьютеров тогда не было, и тексты набирали на пишущей машинке в несколько закладок — листок, копирка, листок, копирка… Чтобы исправить какое-то предложение или даже слово, надо было затереть буковки на пяти закладках…
Сказать, что в завершение этого каторжного труда меня ждут большие деньги — это только если сравнивать с полным безденежьем. Хватит примерно на год весьма умеренной жизни. Ничего похожего на обывательское представление о писательстве: ни тебе ласкательства издателей, ни ожидания таинственной музы, ни вдохновенного труда — «ни дня без строчки», ни даже призрака будущего успеха!
Однако я чувствовала, что мне вдруг дан серьезный шанс. Если не справлюсь с заданием, можно будет поставить жирный крест и на писательской карьере. В кинематографе была просто беда, количество фильмов сократилось до последнего предела. Советский период кино с его въедливыми редакторскими худсоветами, длинным съемочным периодом, тщательным подбором сюжета, актеров, натуры, финансированием от государства закончился. Профессиональные сценаристы стали не нужны. Режиссер, нашедший деньги на кино, сделался хуже всякого политизированного худсовета, который хотя бы следил, чтобы фильм оправдывал название «художественный».
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
