Моффет ударил молоточком по столу.
— Объявляется перерыв. Мы продолжим через десять минут.
Пэйдж заговорила раньше, чем присяжные успели выйти из зала.
— Простите, судья. Я не могу давать показания в его присутствии. Он обязательно должен находиться здесь?
Она указывала пальцем в зал, пока я шла к ней, чтобы успокоить и предложить платок.
— Разумеется, он должен находиться здесь, — ответил Моффет. — Это право дано ему Конституцией, мисс…
— Нет, я не об Эндрю, Ваша Честь. Я о нем.
Пэйдж подняла голову, и я проследила за ее взглядом.
В заднем ряду сидел старший из двух мужчин, с которыми Чэпмен разговаривал вчера в зале суда. Вероятно, он вошел как раз перед тем, как Пэйдж запнулась во время дачи показаний. Заметив, что свидетельница указывает на него, он встал и направился к выходу.
— Это Гарри Стрэйт, Александра. — Я протянула Пэйдж платок, и она сжала мою руку. — Человек, о котором я говорила.
Эндрю Триппинг расплылся в широкой улыбке, похлопал адвоката по плечу и последовал за Гарри Стрэйтом.
11
У меня было шесть минут, чтобы зажать Пэйдж Воллис в углу и сказать ей все, что я об этом думаю.
— Я могу немедленно остановить процесс. Но сначала мне хотелось бы услышать объяснения. С самой первой встречи я твердила вам, что существует одна-единственная вещь, которая может все испортить, и что самое главное — это откровенно отвечать на все мои вопросы, даже если они покажутся вам мелкими и незначительными. Мне плевать, как вы живете, какие у вас взгляды на мораль или чем закончится этот процесс. Но я хочу знать правду.
— Я не лгала вам, Алекс.
— Если в истории, которую вы мне рассказали, есть хоть одно слово лжи, я немедленно вернусь в зал и попрошу судью снять все обвинения. Сейчас самое время…
— Клянусь, я говорила только правду.
— Но при этом вы кое о чем умолчали, так? В таком деле, как ваше, утаить факты — то же самое, что солгать. Что вы от меня скрыли?
— Ничего важного. Это не касается Эндрю Триппинга и процесса.
— Не вам решать, что важно, а что не важно, Пэйдж. Я должна знать все детали. Абсолютно все. И я сама буду судить, насколько они важны. Понятно? Что это за друг, который ночью был у вас в квартире?
У Пэйдж был страдальческий вид.
— Не надо так жалобно смотреть на меня. Это был тот самый парень, Гарри Стрэйт, правильно? — спросила я.
— Какая разница? Эндрю все равно ничего не знал.
— Не играйте со мной, Пэйдж! Положение очень серьезное, неужели вы не понимаете? — Я по-настоящему вышла из себя. Максина стучала в стеклянную дверь, просила меня успокоиться и понизить голос. — Когда люди приходят к врачу, они рассказывают ему про каждый симптом, про все свои хвори и болячки, потому что иначе он не сможет поставить правильный диагноз. Но от адвокатов они скрывают массу фактов, все, что кажется глупым, странным, смешным или некрасивым, а потом надеются, что на суде он прикроет их задницу, даже не зная толком, что произошло на самом деле. Вы пришли не к тому человеку, Пэйдж.
— Простите, Алекс. Все это так… неприятно.
— Когда человека обвиняют в изнасиловании, это тоже чертовски неприятно. Особенно если он его не совершал.
— Эндрю Триппинг меня изнасиловал.
Она рассердилась, и меня это обрадовало. Если случившееся по-прежнему вызывало в ней гнев, значит, она говорила правду.
— Итак, о чем вы мне не сказали? — Мы стояли в маленькой душной комнате, и я упиралась пальцами в крышку стола. — Эндрю и Гарри знали друг друга?
— Нет, — быстро ответила Пэйдж. Помолчав немного, она добавила: — Во всяком случае, я так не думала. Я хочу сказать, не было причин считать, что они знакомы, поэтому такая мысль не приходила мне в голову. Но какое это имеет значение?
— Все, что касается вас, может быть использовано в суде. Я должна знать о деле столько же, сколько адвокат Эндрю: каждую подробность, которую он сообщил Робелону и за которую способен ухватиться Робелон, чтобы вышвырнуть вас — и меня тоже — из здания суда. Только так я смогу вас защитить. Если бы насильником оказался незнакомец, который влез к вам в окно, он ничего не смог бы рассказать о вас защитнику.
Она понимающе кивнула.
— Но с этим мужчиной вы провели три вечера, и каждый раз он беседовал с вами несколько часов. Вы тоже с ним говорили. Вы рассказывали ему разные вещи, о которых сейчас не помните, пустяки, мелкие подробности из жизни, не имевшие никакого значения до тех пор, пока не произошло преступление. Я не в состоянии восстановить все детали вашей беседы, я даже не знаю, о чем Эндрю мог рассказать Питеру Робелону. Не самый лучший расклад, как вам кажется?
Пэйдж в замешательстве молчала.
— Я вам помогу. Вечером шестого марта вы встретились с Эндрю. В тот день Гарри был у вас дома и ждал вашего возвращения?
— Нет. Но после…
— Мистеру Робелону требуется только заронить подобную мысль в головы присяжных. Подкинуть им мотив, который заставил вас солгать.
— Но я не…
— Послушайте, Пэйдж. Он постарается убедить присяжных, что Эндрю соблазнил вас и уговорил провести ночь у него дома. Утром вы проснулись, поняли, что вам придется объяснить свое отсутствие рассерженному любовнику, и…
— Гарри уже не был моим любовником. Все закончилось несколькими неделями раньше. Я просто не могла от него избавиться. Он не оставлял меня в покое.
Ее взгляд умолял меня о сочувствии и понимании.
— Как раз то, что нужно Робелону. Гарри вышел из себя, узнав, что вы провели ночь с другим мужчиной. Поэтому вы сказали ему, что вас заставили, но он не поверил, и вам пришлось раздуть эту историю. Как будто во всем виноват Эндрю. Что он вас принудил, изнасиловал.
— На чьей вы стороне, в конце концов? — спросила она. Пострадавшие не раз задавали мне такой вопрос. — Эндрю меня изнасиловал. Клянусь вам. Зачем вообще кому-то может понадобиться лгать, обвиняя человека в подобном преступлении?
— Чтобы спасти свою задницу. Или отомстить за какую-нибудь обиду. У меня нет времени перечислять все причины.
Максина снова постучала и заглянула в комнату.
— Судья ждет.
— Последний шанс, Пэйдж. — Я подошла к ней вплотную, теперь мы стояли лицом к лицу. — Если вы меня обманете, я потребую, чтобы вы сами предстали перед судом. За дачу ложных показаний. Есть еще какие-нибудь детали, которых я не знаю?
— Нет, я вам все сказала, Алекс. Гарри Стрэйт постоянно меня запугивал, он был слишком требователен, слишком ревнив. Я просто не хотела вмешивать его в это дело. Мне и в голову не приходило, что он может знать Эндрю. Я до сих пор не понимаю, как и почему они встретились, и не знаю, зачем он сюда пришел.
