Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
И вот тут становится видно, кто твои гости. Amorato сделано для того, чтобы всем нравиться. А Rosso del Pietro — для серьезных людей. Оно знаменито. Специи, аромат дерева и подсушенной ежевики. Абсолютная мягкость и мощь одновременно. Описанию поддается с трудом.
Дегустацию веду я — дожил: в прежней жизни я был одним их тех, для кого их проводят. Да и сейчас регулярно бываю.
И что я вижу? Датчане озабоченно что-то записывают. Джоззи говорит им свое неподражаемое (научилась!): «этот аромат можно потрогать руками».
Португалки, с сомнением делая глотки вина (что на дегустациях не очень принято — одного глотка хватает), смотрят на нас всех как завороженные.
А я снова перевожу взгляд на Джоззи.
Она сидит и слушает меня, буквально и даже конкретно вывалив язык и восторженно выпучив глаза.
Да-да. Это очень для нее типично, такие штуки. Ну, она, правда, отодвинулась, чтобы датчане ее не засекли. Это мелкая пакость для меня, чтобы я сбился. Хотя она и датчан иногда развлекает — итальянцы, как известно, разговаривают руками, а Джоззи умеет это делать и ногами, и всем телом. Что-то датчанам рассказывает — и одновременно изображает шаркающую походочку и дрожащий подбородок. Так, мгновенная иллюстрация к какой-то ее мысли.
А на дегустациях она иногда буквально всовывает часть лба и нос внутрь бокала — нос даже сплющивается. И посматривает на окружающих.
Вечером она от всего этого устанет. Вот удивительно — если надо петь или прослушивать запись, она не устает. А разговаривать о вине, весь день проводя на ногах с очередными гостями — это ее утомляет.
И тогда бывает так: она без звонка входит ко мне в домик, я вижу эти странные (как в день нашей первой встречи) глаза без блеска. Сбрасывает с себя почти всё, распахивает на мне рубашку (если она есть), садится верхом на мои колени и клонится вперед, на мое плечо. Прижимается к моей груди своей большой грудью — мягкой, голой и иногда, летом, мокрой, и тогда от нее пахнет… псом? — ну, все-таки взмыленной женщиной, но ей все равно.
Ее надо помять. От копчика до головы, пройтись по ребрам, вдоль позвоночника, не забыть главное — загривок, почесать под взмокшими волосами. Джоззи тем временем урчит мне в плечо и ухо. А потом иногда одевается и, счастливая, уходит. Любовь — это одно, а спина — совсем другое. Важнее.
Конечно, у нас тут все знают, кто с кем дружит. Но наша пара вызывает какие-то особые чувства. Однажды мы встретились у моего порога и пошли на автостоянку — я в черном сюртуке, стоячем воротничке и при бабочке, а она… за такое платье где-то, возможно, арестуют, но здесь Италия… и нас от ворот проводили аплодисментами.
Да, мы оба любим оперу. А здесь есть потрясающей красоты оперный театр в Палермо, и в нелюбимой всеми нами Катании тоже есть Театро Массимо. То есть Большой театр, да еще и имени Винченцо Беллини.
А еще был период, когда отовсюду выскакивал народ — послушать нас. То было, когда Джоззи начала учить меня итальянскому, нам постоянно приходилось переходить на английский, на итальянском же я отбивался от нее строчками из опер. Джоззи морщилась, когда то был Верди — «ну, это неинтересно», но иногда я ее подлавливал на чем-то вроде бы и очевидном, а на самом деле не очень. Да вот хотя бы — pace, pace, mio caro tesoro… и она изумленно замолкает.
— Моцарт же! «Свадьба Фигаро»! — звучит, наконец, ее низкий голос. — Это нечестно! Он не итальянец!
В эфире вокруг нас звучат нежные, ласкающие друг друга голоса финала «Фигаро», и все собравшиеся купаются в этом тепле. Но тут Джоззи переходит на португальский — а это ужас, потому что я всего три недели как начал ее этому языку учить. И что странно, она кое-что на нем знала, но обрывками — примерно как у меня было сначала с итальянским.
В итоге от этой дикой смеси языков вся компания радостно ржет, что Джоззи только в радость. Она, в виде урока итальянского, начинает сипеть дурным голосом то, что здесь звучит из каждого утюга, — песня «Приезжай танцевать в Апулию» лохматого урода Капареццы. И заставляет меня делать то же.
Сейчас аудитория больше не собирается — мы оба начали разговаривать почти нормально.
Я все чаще вижу блеск в ее обычно тусклых глазах, и особенно — когда она поет. Поет у меня, сидя у компьютера, вполголоса, иногда на ужасном португальском — она замышляет новый диск. Пытается подобрать десять песен к десяти винам. А сладкое, как она уверена, идет с самбой, и как же тут без португальского языка.
Ее голос часто срывается, она иногда задыхается, но постепенно — вот так, методом проб и ошибок — учится петь.
* * *
А дальше мы ведем наших гостей на виноградники, идет сбор неро д’авола, вот только мы попали на довольно ранний обед. Народ перестал снимать кисти с лозы (в нашем хозяйстве о машинном сборе и слышать не хотят — тут вам не Америка). Во тьме кабины стоящего рядом трактора — небритые персонажи, наши обычные сборщики из соседних деревень. Жуют. У них на коленях пластиковые контейнеры для еды, на удивление большие. Вдоль рядов лозы цепочка «фиатов» разной степени разбитости, все крошечные.
А вот Мариано, идет с ножом и громадным арбузом. Отрезает нашим гостям и вообще всем по куску, вот так, на весу. Гости в диком восторге. И ведь понятно, что арбуз (а он их сам выращивает на участке) в одиночку ему все равно не съесть, но как же нам всем приятно.
До обеда еще далеко — гость должен сначала помучиться. Его дорога теперь туда, где принимают собранный виноград. Там стоит дикий грохот: насосы, сам приемник, транспортер, дробилка, еще рядом моют бочки… Тишина будет потом.
— Вино — это тишина, — заученно говорю я бразильянкам.
Гости постепенно понимают, что попали сюда в острый момент. Урожай — это когда непрерывно везут пластиковые ящики, сортируют ягоду, отбирают, в цеху надо постоянно и заново мыть и мыть всё что можно. Гудят шланги. Все нервно смотрят на датчики. На туристов не смотрят, на нас — привилегированный класс — тоже. Гиды — это которые могут в такое время обедать, болтать с гостями ни о чем. Но раз тоже как-то зарабатывают деньги, то пусть ходят.
Бразильянки в сладком ужасе, явно видят винное хозяйство впервые в жизни. Датчане — нет, им интересны детали. Да, говорят они, тут винодельня с полным компьютерным контролем. Но вот в Банфи разработали блок Horizon, это двухуровневые чаны из дуба и нержавеющей стали. У вас такое есть?
Объясняю, почему нам этого не надо. Хорошо бы когда-нибудь кому-то сообщить, что, несмотря на полный компьютерный контроль, Мать Мария, она же Крыска, контролирует этот контроль вручную и в технику не поверит до конца никогда. А только в свой нос и вкусовые рецепторы. И только так и можно.
Мария сегодня явно без обеда, но гостей мы ведем кормить. Показываю им на столе то, что не везде в сегодняшней Италии можно найти: у каждого сбоку тарелки поставлены похожие на фарфоровые ложки мисочки для оливкового масла. Когда-то обед для итальянского крестьянина был такой: кусок хлеба и вот такая мисочка масла, тягуче густого, с зеленым оттенком, с хвойной горчинкой. И стакан вина, и что-то еще: помидор, кусочек белого сыра. И всё.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
