— Боже мой, нет. Очень надеюсь, что нет, — ответил лорд Аутуэйт. — Вон их сколько, куда ж нам идти в атаку? Нет уж: наше дело держать позицию и ждать, когда нападут шотландцы.
— А если они не нападут? — спросил Томас.
— Тогда им придется убираться домой с пустыми карманами, — ответил лорд Аутуэйт, — а им такой исход не понравится. Совсем не понравится. Шотландцы ведь явились сюда только затем, чтобы пограбить англичан. За это они, кстати, нас и не любят.
— Не любят англичан? Потому что они явились сюда пограбить? — Ход мысли его светлости был Томасу совершенно непонятен.
— Шотландцы нам завидуют, молодой человек! Просто завидуют. У нас страна богатая, а у них бедная, а мало что на свете может так раззадорить бедняка, как чужое богатство. У меня в Уиткаре есть сосед, которого я всегда считал вполне разумным человеком. Но когда я угодил в плен к Дугласу, он устроил засаду и попытался отнять у моих родных монеты, собранные мне на выкуп. Представляешь? А все дело в зависти. Он был беден и, оказывается, смертельно мне завидовал.
— А сейчас, милорд, он, надо думать, мертв? — предположил Томас.
— Боже мой, вовсе нет, — с укором ответил его светлость. — Жив-живехонек, сидит себе в темнице под башней моего замка. В самой глубокой темнице, вместе с крысами. Время от времени я швыряю туда монеты, чтобы напомнить ему, из-за чего он там оказался.
Лорд Аутуэйт привстал на цыпочки и устремил взгляд на запад, где холмы были выше. Он высматривал шотландских ратников, движущихся в обход, чтобы напасть с юга, но никого не увидел.
— Его отец, — сказал он, имея в виду Роберта Брюса, — не стал бы торчать на гребне да попусту ждать. Нет, он велел бы своим людям зайти с флангов и нагнать страху Господня на наши задницы, но этот щенок не в него. Не знает он своего дела, ох не знает! Сразу видно, человек не на своем месте.
— Не на своем месте, да при большом войске, — проворчал брат Михаил. — Он полагается на численное превосходство.
— При такой уйме бойцов это, возможно, не так уж и глупо, — признал лорд Аутуэйт и перекрестился.
Теперь, разглядев как следует разделявшую две армии местность, Томас понял, чем молодой король Шотландии, расположивший свои силы чуть южнее поваленного драконьего креста и сожженных хижин, заслужил столь нелестную оценку его светлости. Мало того что из-за узости гребня шотландцы не могли расширить свой фронт и обойти численно уступавших им англичан с флангов, так еще и все это неудачно выбранное поле боя перегораживали плотные живые изгороди из терновника и по меньшей мере одна каменная стена. Никакая армия не могла пойти в атаку по такой местности, сохранив при этом целостность своего строя, но шотландский король, похоже, был уверен, что англичане нападут первыми. Его люди выкрикивали оскорбления в надежде спровоцировать атаку, но ряды англичан оставались неколебимыми.
Глумливые выкрики шотландцев сделались еще громче, когда из английских рядов выехал рослый всадник на могучем скакуне. В черную гриву боевого коня были вплетены пурпурные ленты, а покрывавшая его роскошная, расшитая изображениями золотых ключей попона была столь длинной, что волочилась по земле. Голова коня была защищена кожаной пластиной, на которой был укреплен серебряный рог, изогнутый, как у геральдического единорога. Закованный в сверкающие, отполированные до блеска доспехи всадник надел поверх панциря великолепный сюрко без рукавов, окрашенный пурпуром и золотом. Те же цвета носила и его свита: паж, знаменосец и дюжина следовавших за ним рыцарей. Вместо меча рослый всадник был вооружен «утренней звездой» — шипастой булавой того же типа, что и у Попрошайки. Стоило ему появиться, как шотландские барабанщики удвоили свои усилия, шотландские солдаты принялись выкрикивать оскорбления, а англичане, напротив, приветствовали всадника громкими возгласами. Он поднял руку в латной рукавице, призывая к тишине.
— Нам предстоит выслушать напутствие его преосвященства, — хмуро сказал лорд Аутуэйт. — До чего же он любит поговорить.
Рослый человек был, очевидно, архиепископом Йоркским, и когда английские воины умолкли, он снова воздел правую руку над шлемом с пурпурным плюмажем и размашисто сотворил крестное знамение.
— Dominius vobiscum![5]— возгласил прелат. — Dominius vobiscum! — Он проехал вдоль строя, повторяя это обращение и после каждого заверения в том, что Бог в этой битве будет на стороне англичан, добавляя: — Сегодня вам предстоит убивать врагов Господа! — Чтобы перекрыть шум и гам неприятельского войска, ему приходилось кричать изо всей мочи: — Господь на вашей стороне, и вы угодите Ему, наполнив Шотландию сиротами и вдовами. Вы повергнете всю Шотландию в скорбь, справедливо покарав нечестивцев и безбожников. Владыка воинств с вами! Мщение Божье да преисполнит мощью ваши десницы!
Его преосвященство со своей вдохновенной речью объезжал строй от фланга к флангу, и даже конь архиепископа картинно гарцевал, горделиво вскидывая голову. Последние остатки тумана рассеялись, и хотя в воздухе еще царила прохлада, солнце уже дарило первое тепло и его лучи поблескивали на тысячах шотландских клинков. Из города прикатила пара легких повозок, и около дюжины женщин принялись раздавать вяленую селедку, хлеб и кожаные баклаги с элем.
Оруженосец лорда Аутуэйта принес пустой бочонок из-под селедки, чтобы его светлость мог сесть. Какой-то боец из числа стоявших неподалеку играл на тростниковой дудочке, и брат Михаил изрядно потешил лорда, спев старую деревенскую песенку про барсука и продавца индульгенций. Отсмеявшись, Аутуэйт кивком головы указал на разделявшее противников пространство, где съехались, приветствуя друг друга поклонами, два всадника, по одному от каждой армии.
— Экие мы нынче куртуазные, — проворчал он.
Английский герольд носил поверх лат пышный, расшитый символами его сана плащ, шотландцы же, за неимением настоящего герольда, послали на встречу священника.
Посланцы враждующих сторон немного поговорили и разъехались обратно. Англичанин, остановившись перед своими, развел руками, давая понять, что шотландцы упрямы.
— Они что, забрались так далеко на юг и не желают сражаться?! — возмутился приор.
— Шотландцы хотят, чтобы мы первые начали сражение, — рассудительно пояснил лорд Аутуэйт, — а мы хотим от них того же самого.
Герольды встретились, чтобы обсудить, как должна проходить битва, а поскольку каждая сторона недвусмысленно призвала противника напасть первым и получила столь же недвусмысленный отказ, шотландцы снова попытались спровоцировать англичан оскорблениями. Некоторые из врагов продвинулись на расстояние выстрела из лука и принялись кричать, что англичане — свиньи, а их матери — свиноматки, но когда какой-то лучник поднял оружие, чтобы ответить на оскорбление выстрелом, английский капитан крикнул, чтобы никто не смел тратить стрелы в обмен на слова.
— Трусы! — Какой-то шотландец решился подбежать поближе к английской армии. — Трусливые ублюдки! Ваши матери — шлюхи, которые выкормили вас козлиной мочой! Ваши жены — свиноматки! Шлюхи и свиноматки! Вы слышите меня? Вы ублюдки! Английские ублюдки! Дерьмо дьявола!
