Люси не выходила из комнаты, потому что не хотела, чтобы ее бранили. Не хотела, чтобы ее называли потаскухой. Не хотела в очередной раз слышать о том, как она чуть не сбежала с Джонасом Моррисоном и как эта выходка стала предвестником всех ее последующих ошибок. Но больше всего она не хотела ощущать, насколько была беспомощной.
Через час или два после пробуждения она услышала шаги миссис Квинс за дверью, а потом что-то звякнуло, будто что-то поставили на пол. Выждав несколько минут, Люси выглянула и на полу перед дверью обнаружила поднос, а на нем хлеб, прогорклое масло, чернослив и чашку холодного шоколада. Люси внесла поднос в комнату и долго на него смотрела, решая, будет ли означать капитуляцию, если она съест то, что принесла миссис Квинс. В конце концов голод победил, хотя чувство обиды и беспомощности лишило ее удовольствия от еды.
Поев, Люси выставила поднос в коридор и весь день пролежала на постели, рассматривая трещины в штукатурке и мечтая, что придет мисс Крофорд и объявит, что она теперь независима. Но ничего такого не случилось. Когда настало время обеда, миссис Квинс снова принесла и оставила поднос. Люси внесла его в комнату, поела и выставила в коридор. Утром все повторилось, и Люси поняла, что она не столько прячется от брани, сколько по доброй воле отправила сама себя в заточение. Дядя и миссис Квинс получили как раз то, что им требовалось, а именно чтобы она сидела взаперти, беспомощная, и до свадьбы ничего не предпринимала.
Одно дело знать, что подыгрываешь дяде, другое — что с этим делать. Люси попыталась разработать какую-нибудь стратегию, которая бы не предусматривала сидение взаперти в ожидании, пока ее не потащат к алтарю или пока она не будет чудесным образом спасена своевременной новостью от мисс Крофорд. А вдруг в дом ворвется раскаивающийся Байрон и на этот раз предложит ей свою руку и сердце? Мечты такого рода не облегчали ее страданий, а только сыпали соль на раны.
Ничего не оставалось, как ждать и надеяться на лучшее. Еще совсем недавно она была согласна выйти замуж за мистера Олсона. Неужели теперь это так неприятно — быть его женой? Если не брать в расчет завещание, необъяснимые предостережения Байрона и его интерес к ней, каким бы неуместным он ни был, может, ее судьба не так уж и ужасна. Может быть, просто стоит смотреть на вещи как раньше. Если она будет сидеть в своей комнате полтора месяца, то, без сомнения, сойдет с ума. Поэтому Люси решила спуститься и встретиться лицом к лицу с дядей и миссис Квинс. Она как-нибудь переживет неловкость первого разговора, а потом сможет вернуться к прежней жизни — по крайней мере, пока не найдет выход.
Утро и большая часть дня ушли на попытки собрать все свое мужество, а потом Люси услышала, как перед домом остановился экипаж. После этого внизу послышались едва различимые приглушенные голоса.
Посетители в доме дяди бывали редко, и Люси поняла, что надо воспользоваться появившейся возможностью. Если она встретится с дядей и миссис Квинс в присутствии гостей, им придется спрятать свой гнев или, по крайней мере, смягчить его. А когда гости уйдут, первый барьер будет уже преодолен. Не желая упустить своего шанса, Люси переоделась и причесалась, придав себе пристойный вид, на какой была способна без посторонней помощи, и стала спускаться, приклеив на лицо улыбку и чувствуя себя полной идиоткой.
Когда она вошла в гостиную, ею овладел ужас. Кроме дяди и миссис Квинс, которые чувствовали себя крайне неуютно, в гостиной сидели мистер Уильям Баклз, муж ее сестры, и его покровительница леди Харриет Дайер.
— А, мисс Деррик, — сказал мистер Баклз, вставая.
Он поклонился низко и неловко, как непомерно высокий человек с грушевидной фигурой. Одет он был, как всегда, в черную сутану с белым воротничком, которые не вязались с его вечно красным лицом. Все это, а также манера говорить с придыханием создавало впечатление, будто мистер Баклз только что бегом взобрался по лестнице.
— Ну да, — сказал он с одышкой и сел на свое место. — Мисс Деррик. Юная леди, которую мы приехали навестить. — Он вынул платок и провел им по высокому лбу. Волосы мышиного цвета катастрофически редели.
— А Марта не приехала? — спросила Люси, позабыв о хороших манерах и не заботясь об этом. — А ребенка привезли?
— Нет, — коротко ответила леди Харриет. — У нас к вам дело. Не у вашей сестры, поэтому она и ребенок остались дома. — Обращаясь к Люси, она не встала со своего места.
Люси даже не пыталась скрыть свое разочарование. Она не могла понять, как мистер Баклз мог приехать без Марты. Ничто бы не обрадовало ее больше, чем свидание с сестрой. Но вместо сестры приехала леди Харриет, которая владела поместьем в десяти милях от дома, в котором Люси выросла. Мистер Баклз был ее викарием до того, как унаследовал дом отца Люси, и был рабски предан леди Харриет.
Леди Харриет выглядела превосходно для женщины ее лет. Ей было где-то около пятидесяти, как думала Люси. Она была изящной и тонкой, остроносой, с маленькими глазками, взгляд которых пронзал насквозь. Кожа белая, слегка восковая, а губы необыкновенно красные. Люси всегда считала, что в молодости она, должно быть, была миловидной, но, с другой стороны, была уверена, что злой характер в значительной мере уменьшал ее привлекательность. Кислое выражение лица дополняли черное платье и головной убор — полное вдовье одеяние, сшитое по моде последней четверти прошлого века. Леди Харриет носила траур по мужу, сэру Реджинальду, который умер несколько лет назад. Люси не знала обстоятельств его смерти, поскольку это произошло, когда она оплакивала свою сестру Эмили.
И вот леди Харриет сидит перед Люси, бросая на нее полные презрения взгляды. Люси не понимала, в чем дело, и вопреки всякой логике она посмотрела на дядю, ища у него поддержки, но тот сам был растерян, как человек, который спустил собак, а теперь испугался, что они могут покусать его. Что касается миссис Квинс, то она сидела с выражением самодовольного удовлетворения.
— Сядь! — скомандовала миссис Квинс.
Люси села. Она не хотела повиноваться, но для этого нужен был какой-то серьезный повод, и Люси решила, что лучше всего будет сесть.
— Я проделала долгий путь из Кента, — сказала леди Харриет, — чтобы поговорить с вами, и не потерплю никакой грубости с вашей стороны. Мой покойный муж, сэр Реджинальд, знал, как приструнить девчонку вроде вас, и я тоже знаю. Вы меня понимаете?
— Я понимаю ваши слова, — сказала Люси, — но не причину, по которой вы их говорите.
— Она уже дерзит, — сказала миссис Квинс.
Леди Харриет помолчала, а потом продолжила:
— Насколько я понимаю, вы противитесь желанию вашего дяди выдать вас замуж за мистера Олсона. Вы не только посмели отказаться от этого брака, но и бросили себя в руки развратного барона. Мисс Деррик, общество хорошо помнит, что вы за девушка. Чем скорее вы будете связаны узами брака, тем надежнее будете защищены от своих слабостей.
Люси молчала, возмущенная и ошеломленная этим вторжением.
— Прошу прощения, леди Харриет, — наконец заговорила она. — Мы были представлены, но мало знаем друг друга. Я не совсем понимаю, по какому праву вы указываете мне, что делать, и что вас заставило проделать столь долгий путь.
