Все еще не оправившись от испытанного наслаждения, она крепче ухватилась за него и даже стиснула зубы, твердо намеренная доказать, что не так уж наивна для девственницы.
— О Боже, София… — пробормотал он. Ее озорное рвение в считанные секунды довело его до кульминации.
Он вдруг запрокинул назад голову и глухо вскрикнул. Мощное тело несколько раз сильно содрогнулось, каждый раз изливая на ее живот горячий поток семени.
— София… — тихо простонал он, достигнув наконец наивысшей точки наслаждения.
Она приоткрыла глаза и взглянула на него затуманенным взором. При свете свечи его глаза потемнели, и в них она увидела такую нежность, какой не ожидала встретить у такого человека.
— София, София… — прошептал он и, покачав головой, улыбнулся с любовью и упреком, потом нежно поцеловал ее в нос.
Разгадать эту женщину было не так-то просто.
Некоторое время спустя, приведя себя в порядок после всего, что произошло между ними, они улеглись в постели, тесно прижавшись друг к другу. Их лица были повернуты к окну, и Гейбриел смотрел на звезды. София уютно угнездилась в его объятиях. Они не вполне насытились, а лишь слегка утолили голод, но по крайней мере оба теперь могли заснуть.
Гейбриел пребывал в весьма странном настроении, почему-то испытывая желание взять ее под свою защиту. Этого он никак не ожидал. Он не был с женщиной с тех пор, как его ранили, и не возражал против неполного соития. С этим можно было подождать. В некотором смысле он ощущал себя так, как будто сам вернулся в состояние невинности. Однако он ощущал такую теплоту к Софии, какой не испытывал уже давно.
Он только теперь понял, что брат выбрал ее не ради приятного времяпрепровождения и не потому, что она девственница. Гейбриел должен был признаться, что она была для него идеальным собеседником. Редко встретишь женщину, которая могла бы в споре с ним настоять на своем.
У него возникло желание каким-то образом оставить ее здесь… возможно, в качестве своей любовницы.
Может быть… когда они лучше узнают друг друга и она расскажет о себе правду, они станут еще ближе и он даже решится несколько нарушить установленные им самим правила. Все равно у него было слишком много этих дурацких правил…
Но его мысли забегали слишком далеко вперед.
Пока же она, с горящими темными глазами и сильным гибким изящным телом, была для него вопросительным знаком, головоломкой, которую безумно хотелось решить. Пылкая? Слабо сказано. Шаровая молния! У него еще была свежа в памяти ее напористость, но он так и не решил окончательно, что с ней делать.
Она была настоящим маленьким борцом, но и сама нуждалась в том, чтобы кто-то присматривал за ней, следил, чтобы она не попала в беду. А ему, по правде говоря, тоже был нужен человек, который находился бы рядом.
Казалось, они подходят друг другу.
Еще важнее было то, что у него, с тех пор как она здесь появилась, как ни странно, снова возникла надежда. Возможно, ответы, которые он ищет, придут сами собой, если он перестанет столь настойчиво искать их и немного развлечется с этой соблазнительной малышкой.
— София? — тихо окликнул он.
Никакого ответа.
Прислушавшись к ее равномерному дыханию, он понял, что она крепко заснула. Его губы дрогнули в нежной улыбке, и он уткнулся лицом в непослушные завитки ее волос. Проклятие! Он, кажется, снова хочет ее. Ну ладно. Пусть выспится. Сегодня у нее был трудный день.
Он до сих пор не понял, насколько правдивым был ее рассказ о цыганах, но это сейчас не имело значения. Ощущение ее тела в своих объятиях — вот реальность, и этого пока было достаточно.
Он закрыл глаза, наслаждаясь запахом шелковистой кожи и размеренным ритмом ее дыхания.
«Останься со мной. — Он улыбнулся собственным мыслям. — Я снова захочу тебя завтра», — подумал он и заснул, крепко сжимая ее в объятиях.
Люди глаз не сомкнули с тех пор, как объект их поиска исчез, словно сквозь землю провалился.
Где она? Куда исчезла эта маленькая сучка?
Уставший от поисков тунисец сделал глоток бурды, которую в этой холодной, унылой стране почему-то называли кофе, и с отвращением сплюнул.
Он пребывал в отвратительном настроении, потому что потерял во время боя свой любимый кинжал, но самое главное — потому что никак не ожидал такого провала операции, которую сам тщательно спланировал. Время тоже было выбрано идеально, но девчонка оказала яростное сопротивление, к которому никто из них не был готов.
Хотя никому не хотелось признаваться в этом, ее маленькая победа словно бы посягнула на их мужественность, принизив ее.
Его люди, тихо переговариваясь между собой, чистили оружие; теперь они жаждали ее крови, особенно Ахмед, у которого эта ведьма королевских кровей застрелила брата Абдула.
Кемаль, задумавшись, уставился в темноту. Ничего подобного он никогда еще не видел. По правде говоря, он даже не слышал о том, что женщина способна действовать подобным образом. Но в том-то и заключались грязь и порочность, которые Запад нес его народу. Страшно подумать, что такие люди, как султан Махмуд, не замечали этой опасности и даже учились говорить по-французски, словно какие-то безмозглые кривляки! Он покачал головой. Ладно. Еще все переменится.
Их первая попытка не удалась, но это не имеет значения. Их братья теперь на небесах, а здесь, на земле, Кемаль и его люди просто повторят попытку.
У них практически не было выбора. Поддержав не того претендента на трон Оттоманской империи, мятежные янычары стали теперь людьми вне закона. Они могли идти только вперед — иного пути для них не было.
В большинстве своем эти люди происходили из богатых семей и собрались со всех концов Оттоманской империи. Сам Кемаль был одним из младших наследных принцев на своей солнечной родине, расположенной на побережье Северной Африки. Его старшим братом был могущественный бей Туниса.
Семьи передавали янычар еще мальчиками в руки императора, чтобы из них сделали воинов оттоманских султанов.
Им было запрещено жениться, их жизнь проходила в изучении военного дела и молитвах, а когда они вырастали и становились мужчинами, им претило видеть коррупцию и сластолюбие, распространившиеся, словно зараза, по всей Оттоманской империи.
Этому следовало положить конец. Это был их долг, их джихад. Чистота законов шариата должна быть восстановлена, чтобы спасти их умирающую империю.
Погибший принц Мустафа очистил бы их земли от тлетворного влияния Запада, если бы удалась их попытка упрочить его пребывание на троне, Но после всего одного года правления он был убит в возрасте двадцати девяти лет, и трон снова перешел к так называемым реформаторам со всеми их порочными сверхмодными идеями.
Однако мятежные янычары все еще не утратили надежду. Духовный наставник принца Мустафы и Великий визирь во время его короткого правления был все еще жив, хотя и скрывался. Шейх Сулейман посоветовал им использовать вместо Мустафы Али-пашу, чтобы вновь вернуть империю на правильный путь.
