Во всяком случае, секс был лучше, чем глухое отрицание. Именно с такой реакцией она столкнулась, когда у них отобрали ребенка и она пыталась хотя бы поговорить с ним о Софи. Им обоим надо было утешить друг друга, но Себастьян абсолютно отключился. Он вел себя так, как будто не произошло ничего страшного, будто они не пережили потерю дочери. Он просто не разговаривал на эту тему и прерывал любого, если при нем упоминали имя Софи. Изображал сильного мужчину с железными нервами, которого не волнуют эти дурацкие сантименты.
Не стоит сейчас подходить к нему. Она шагнула назад, но Себастьян окликнул ее.
— Не уходи.
Он посмотрел на нее открыто, без обычной иронии. Усталый, полуодетый, он показался ей сейчас очень сильным — сильнее, чем когда-либо.
Она ответила, осторожно выбирая слова:
— Я думала, ты меня не заметил.
— Я всегда чувствую, когда ты входишь.
Ей послышалось или его голос дрогнул? Она медленно шагнула в комнату. Остановилась, когда ноги коснулись мягкого желто-розового коврика.
— Я поняла из твоего разговора, что с Кайлом все в порядке?
— Да, на нем нет даже царапины, — кивнул Себастьян. — Они нарвались на засаду в горах, их самолет обстреляли и сбили. Экипаж приземлился без потерь, но парашюты ветром отнесло далеко от наших войск. Поэтому спасательная экспедиция не сразу смогла их найти.
— Эти несколько часов ожидания, наверное, были мучительны для Кайла…
— Не хочу даже думать об этом.
Конечно, он не хочет. Себастьян никогда не любил оглядываться в прошлое, тем более мучительное. Для него существовало только будущее. Марианна погладила высокий резной шкаф, приоткрыла дверцу. В глаза бросилось крестильное платьице Софи. Боль от потери была настолько сильной, рана настолько свежей, что Марианне захотелось, чтобы Себастьян поделился с ней своим умением забывать прошлое.
Он кивнул на пакеты, стоявшие рядом с колыбелькой:
— Я вижу, ты уже начала покупать что-то для ребенка.
Сумки были полны вещичек розового цвета. Марианна вспомнила, каким горем обернулся для нее последний день покупок для Софи. К черту забвенье. Она не позволит ему прятать голову в песок, как страус. Если он хочет продолжить совместную жизнь, он должен понять, что она за человек, какая она в радости и горе. Он должен понять, что чувства нельзя прятать! И нельзя убегать от них.
Ее рука скользнула по нежному шелку маленького платья. Марианна повернулась к Себастьяну и спросила его в упор:
— Ты хоть когда-нибудь думаешь о ней?
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Думал ли он о ней хоть когда-нибудь? Вопрос Марианны обжег его, как удар хлыстом. Он хотел оборвать разговор, но мгновенно взял себя в руки. Нет, если он хочет заново выстроить отношения с Марианной, ему нельзя повторять ошибки. Надо признать, что его позиция в основном и разрушила их брак. Надо выбираться из-под руин.
— Я думаю о ней постоянно, — его голос шел из глубины груди.
Даже если бы он попытался забыть ее имя, он все равно каждый миг думал бы о том, все ли с ней хорошо, как за ней ухаживают, как с ней обращаются — хватает ли ей тепла, света, радости. Хватает ли любви.
Марианна остановилась около детской колыбельки, взялась за нижнюю планку сетки, которую им не суждено поднять, когда девочка подрастет.
— В конце недели ей исполняется год.
— Я помню.
Марианна достала из пакета крошечное розовое платье, расшитое белыми маргаритками по воротничку и краю юбки.
— Я ходила в магазин за подарками для нее. Несколько дней назад.
Она оторвала ярлык и сунула его обратно в пакет.
— Я знаю, что она этого не увидит и не узнает. Но мне так хотелось отпраздновать ее день рождения. Даже без нее.
Следующей была кукла. Ярлык оторван, кукла посажена на постель.
— И я пошла по магазинам…
Она достала набор для купания — розовых, желтых, голубых и зеленых рыбок.
— Я отдам все на благотворительные цели.
— Хорошо. Что ты еще купила?
— Всяких одежек — нарядных и для прогулки. Нагруднички и башмачки.
Она достала плюшевого медвежонка и прижала его к груди.
— И еще я принесла зверюшек из того магазина, где ты всегда заказывал мягкие игрушки.
— Я помню, как мы обсуждали это место.
Марианна тогда выбирала, где праздновать первый день рождения Софи, и магазин мягких игрушек тоже значился в списке.
Она гладила медвежонка, а перед глазами проносились картины прошлого.
— Когда они делали его, то пришили бархатное красное сердечко, чтобы загадать желание.
Ее глаза наполнились слезами и пальцы сжали игрушку.
— И я загадала желание — чтобы она была счастлива и здорова.
Он тяжело вздохнул. В горле встал комок. Он устал сдерживать натиск воспоминаний, защищая сердце от их беспощадного потока.
— Ты убиваешь меня, Марианна.
— Прости.
Она посадила медвежонка в угол колыбели, нежно погладила красное сердечко.
— Мне не стоило так много говорить об этом. Я знаю, ты предпочитаешь не вспоминать о ней.
— Нет, я не об этом, — он наконец решил рассказать ей все без утайки, даже если это оттолкнет ее. — Меня убивает то, что меня не было здесь, когда ее увозили. А я должен был разделить это с тобой.
Она резко развернулась к нему, ее ресницы взволнованно задрожали.
— Но ты ведь тоже страдал, хоть и не показывал этого!
Она была великодушна. Более, чем он мог рассчитывать. Более, чем он заслуживал.
А ведь он всегда хотел сделать ее жизнь проще. И только. Он стиснул пальцы Марианны и повернул к ней свой лэптоп, чтобы она увидела фотографию на рабочем столе. На ней были Марианна, Себастьян и малышка Софи. День ее крещения.
Узнал бы он свою дочь, если бы увидел ее на улице? Он надеялся, что да, но мог и не узнать — младенцы меняются так быстро. К сожалению, даже если бы ему посчастливилось встретить ее на улице, Софи уже не вспомнила бы своих приемных родителей.
— Себастьян, — Марианна обняла его, — ты поддерживал и утешал меня. Иногда по ночам, когда я не могла заснуть, ты разговаривал со мной.
— Господи, я даже не помню. Весь этот период был как вспышка… — он поморщился в поисках нужного слова, — гнева.
— Ты утешал меня, да. Только не позволял мне утешать тебя, — она прижалась лицом к его лицу, и ее слезы увлажнили ему щеку. — Но теперь все позади. Я знаю, что ты тоскуешь о ней. И я знаю, как ранит сама мысль о том, что теперь мы будем любить другого ребенка.
