— Прокурор? — На лице Арбузова отражалась вся гамма чувств, которые возникают при нелегком выборе.
— Конечно. Убийство же.
Арбузов вздохнул и с видом прыгающего в ледяную воду подписал рапорт. Спускаясь по лестнице, Максаков глянул на мятый лист и усмехнулся, «Разрешаю до 9.30. 18-го декабря».
На улице снова неприятно заломило шею. Последние фонари погасли. Колючий ветер атаковал с прежней силой. Темный сквер непроглядно громоздился напротив входа. По улице шли, борясь с ветром, несколько прохожих. Несмотря на седьмой час вечера в пятницу, город поражал пустынностью. Пронзительный холод и темнота разогнали всех по домам. Максаков быстро шел вдоль стены, пытаясь что-то разглядеть в окружающем черном пейзаже. В арке его догнал слепящий фарами «жигуленок» ОУР.
— Во дела! На Невском темно, как на лесной просеке. Хорошо еще рекламы светят, — весело поделился молодой вихрастый водитель. С заднего сиденья вылезли Колесов и Парадов.
— Иваныч! Ты только приехал?! — Максаков присвистнул.
— С тебя причитается. Пять часов говорильни без обеда и перекуров. — Иваныч потянулся. — Как всегда — бред.
Они подошли к лестнице.
— О чем хоть совещались?
— Обо всем и ни о чем! — поддержал Иваныча Парадов.
На подоконнике второго этажа сидел Шохин и загадочно улыбался. Максаков сразу все понял.
— Получилось?
— Тс-с… — Саня приложил палец к губам. — Явку пишет. Не спугните.
Лицо у него было слегка очумелое, но очень довольное. У Максакова улучшилось настроение. Главным образом из-за этого шохинского лица. «Я успеваю улыбнуться — я видел, кто придет за мной».
Опера толпились в коридоре. К потолку клубами поднимался сизый дым.
— Заходите! — Максаков отпер дверь. — Андронов, возьми рапорт и вези в восемьдесят седьмое. Прямо сейчас!
Подошел Гималаев.
— Паша! Тебя жена искала. У Юрки температура.
Колесов вздохнул и посмотрел на Максакова.
— Можно я сразу поеду? Срочного ничего?
Тот махнул рукой.
— А если бы и было? Езжай, конечно.
В кабинете, как всегда, трезвонил телефон.
— Да?
— Как дежурство? Можешь говорить? — У Татьяны, похоже, было хорошее настроение.
— Конечно. — Он жестом показал, чтобы опера рассаживались. — Все как всегда.
— Меня на ученом совете похвалили, — сообщила она.
— Молодец! — Он искренне обрадовался. — Хотя меня это не удивляет.
— Приезжай ужинать, — предложила она, — я рыбу под майонезом сделала.
Отдел полностью расселся.
— С удовольствием, только мне сестру надо из театра забрать около десяти.
— Успеешь.
— Договорились. Буду выезжать — позвоню.
Он положил трубку.
— Все собрались?
— Все.
— А где Жгутов с Венгеровским?
— В бане, в засаде.
— Уже, наверное, засадили!
— Нет, чистоплотные очень, моются.
Он жестом остановил поток острот.
— Не буду мучить на тему, кто чем занимался. Дежурные на выходные в курсе? Вопросы? Тогда — все.
Зазвонил прямой телефон точно на этих словах. Все моментально умолкли.
— Приехали, — констатировал Шаров. — Однажды в пятницу вечером…
— Двойник-огнестрел, — предположил Толя Исаков.
— Заткнись, дурак!
Максаков снял трубку.
— Ну что, сглазил? — Голос Вениаминыча был просто усталым, других ноток в нем не прослушивалось. — Собирайся. Днепропетровская семь, квартира восемьдесят три. Труп с колото-резаными после пожара. Медик поехал. Прокуратура сейчас будет.
— Шефам сообщил?
— Грач в курсе.
— Понял. Еду.
Отдел молча ждал, пока он повесит трубку.
— Есть добровольцы поработать?
Секундная пауза. Он знал, что вечер пятницы — святое время. Завтра семьи, дети, проблемы, магазины, ремонты, дачи, а сегодня несколько часов отдыха со сладкой перспективой двух выходных впереди. Если, конечно, ничего не случится. Случилось.
— Ну я съезжу.
Он не сомневался, что Игорь скажет это первым.
— Мы, мы останемся! — Казалось, Дронов и Велиготская только и ждали сигнала.
— Я могу, — кивнул Дударев.
— Достаточно! — Максаков остановил очередных желающих. — Еще Андронов дежурит, и Шароградский с ним в восемьдесят седьмом. Остающимся пять минут на сборы. Остальным — спасибо, и дуйте по домам. Кстати, не советую злоупотреблять. Город сегодня ночью фактически без света. Заблудитесь, замерзнете.
В кабинете остался только Игорь. Максаков снова взялся за телефон.
— Зайчик, я не смогу приехать на ужин.
— Как хочешь.
Его приводило в бешенство это деланно-холодное безразличие.
— У нас убийство.
— Конечно.
— Ты же понимаешь…
— Конечно. Работа превыше всего.
— Я позвоню позже.
— Как хочешь.
Аппарат едва не треснул от брошенной с размаха трубки. Он достал сигарету, но зажигалка щелкала вхолостую. Игорь протянул свою.
— Съезди. Я тебя подстрахую.
Первая же затяжка успокоила разгулявшиеся нервы.
— Тебе и так придется меня подменять — мне за сестрой в театр.
— Без проблем.
Максаков в несколько затяжек докурил сигарету и полез за своим пальто.
— Игорь! Почему она, как глухая? Ведь работу мою не по книжкам знает. Сама сколько лет…
— Именно поэтому. Ее и так все это достало, а еще и ты идешь по такому же пути. Она считает, что слепой и глухой — ты, раз не хочешь понять, к чему все катится.
Они подошли к дверям. Максаков достал ключи и выключил свет.
— Кто прав?
— Оба. Я пошел одеваться.
В темноте кабинета зазвонил телефон. Тоненько, жалобно и призывно. Он подумал и, не зажигая света, вернулся к столу. Хотелось, чтобы это была Татьяна. От окна нещадно сквозило. У пожарников зашипел мегафон:
— Дежурному наряду пройти на ужин.
— Алло?
— Мишка, это я! — Голос Радимовой частично заглушала орущая музыка. — Слушай! Такие отличные ребята! Мы все решили! Сейчас с ними в боулинг играем, а на одиннадцать баня заказана. Может, приедешь?!
