верит, что можно затащить самого себя за шиворот на вершину лестницы социальной иерархии. Сливки сами поднимаются наверх, и, если ты добился успеха, значит, ты его заслужил. Напротив, если ты не добился успеха, то дело в каком-то твоем внутреннем изъяне — значит, у тебя недостает прилежания, интеллекта или еще каких-то качеств. Такие, как Джим, верят в «Американскую мечту», в миф о человеке, который всего добился сам [18], словно бы все мы изначально находимся в абсолютно равных условиях, словно бы любые предрассудки — расовые, классовые, сексистские — можно и должно преодолеть одной лишь силой воли. И никакого мягкотелого либерализма. * * *
А вот романтическая индивидуалистка Брит со всей своей эмоциональностью может считаться мягкотелой — в том смысле, что она способна сострадать. Всем, кому тяжко приходится в жизни, всем, кого лишают прав, — о да, она глубоко симпатизирует им, она «чувствует их боль». Однако на уровне нейронных процессов, по замечанию нейробиолога Роберта Сапольски, реакция эмпатии и реакция действия обеспечиваются совершенно разными, независимыми друг от друга нейронными связями [19]. Как бы ни отзывались в душе Брит страдания тех, кто лишен привилегий, это, увы, не означает, что она решит что-то предпринять для изменения ситуации. Долгие годы реформаторов вроде Брит общество всячески успокаивало и умиротворяло. Большинство полагало, что мы уверенно идем по пути к социальному равенству и, пусть и далеки пока от идеала, но достаточно продвинуты, чтобы пустить чернокожего в Белый дом, отстаивать права женщин. Потом грянул 2016 год. И не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире на первый план вышли национализм, расизм и ксенофобия, носителями которых стали сильные мужчины — разумеется, Трамп, но не в меньшей степени Борис Джонсон, Виктор Орбан, Реджеп Тайип Эрдоган, новые правые в Германии и сторонники превосходства белых в Америке.
Хочется сказать, что политический прагматический индивидуализм Просвещения превратился в движение современных правых, а эмоциональный романтический индивидуализм — современных левых. Но это было бы верно лишь наполовину. Нежелание Джима носить маску в пандемию — пример совпадения его «прав» с идеями политических «правых». Найти соответствие между романтическим индивидуализмом и идеями политических левых не так просто. Частный случай торжества эмоционального индивидуализма можно увидеть в пропаганде ЛГБТ и феминизме. Другая черта, объединяющая романтического индивидуалиста и сторонника политических левых, — их презрение к конформизму и восторженное бунтарство. Однако, по сути, задачи индивидуального самовыражения не всегда совпадают с задачами сообщества. Именно этим эмоциональный индивидуализм отличается от движения политических левых — его интересует не коллектив, а Я.
Ни Джим, ни Брит не связывают полноту своей жизни с общественной деятельностью за пределами привилегированного слоя общества, к которому принадлежат. Ни тот, ни другая не собираются менять свою точку зрения так, чтобы увидеть и принять факт существования отверженных и обездоленных людей. Триумф терапии [20]
Я успел застать шестидесятые — эпоху протеста романтического индивидуализма против прагматичного индивидуализма предыдущего поколения с его конформизмом и оболваниванием. В душе тех, кто выступал против войны во Вьетнаме и угрозы всеобщей мобилизации, крестовый поход самовыражения был неразрывно связан с критикой политических событий. Потом война закончилась, и в армию стали брать добровольцев — бедноту и меньшинства, а привилегированных трогать перестали.
В это мятежное время мое поколение все больше отстранялось от коллективных задач и все больше заботилось о личном. Главной ценностью стали личностный рост и развитие отдельного человека, его Bildung [21], как сказали бы представители немецкого индивидуализма. Наглядное свидетельство этому — расцвет движения саморазвития, популярность «мотивационных лидеров», среди которых были настоящие звезды: Вернер Эрхард, Тони Роббинс, Джон Брэдшоу; возрождение психотерапии, появление множества двенадцатишаговых программ. Внимание моего поколения переключилось с общественной деятельности на личностный рост. А личностный рост не всегда предполагает рост в отношениях. Я спрашивал своих слушателей по всему миру: «Что общего у культурного мейнстрима и так называемых контркультурных движений?» Ответ — превосходство индивидуального.
Как отмечают некоторые социологи и культурологи, жесткий политический индивидуализм эпохи Просвещения превратился в современное движение правых, тогда как эмоциональный романтический индивидуализм вылился [22]… в психотерапию. «Левые» идеи всегда возникали из коллективных задач, гражданских прав, прав женщин, прав трудящихся. Личностный рост, напротив, — это рост именно личностный, а не коллективный, как будто возможно осознать свою личность в социальном контексте, который так многих лишает этого права. В этом смысле сюжет обоих типов индивидуалистического сценария развития, и жесткого, и романтического, уводит нас от коллективных задач и от общественной деятельности. Как выразился социолог Роберт Белла,
В отсутствие любых коллективных критериев добра и зла [23], правды и неправды нашим моральным ориентиром стало Я и его чувства… Хороший поступок — это попросту такой, который обеспечивает деятелю интересную задачу или повод для самодовольства… Полезность пришла на смену долгу, самовыражение вытеснило авторитет. «Быть хорошим» превратилось в «Чувствовать себя хорошо».
В этом отношении культура индивидуализма снижает остроту проблемы социального неравенства, смещая фокус внимания человека на себя самого, тем самым и оправдывая, и подкрепляя статус-кво. Как и было столетиями. Выбор в пользу общего блага
Как примирить индивидуализм с коллективным благом? Историки учат, что по крайней мере во времена ранней американской демократии люди жили не эгоистично и не националистически. До эпохи индустриализации жизнь регулировалась нравами городков, деревень и ферм — один историк называет это «принцип общинной организации общества» или «коллективизм малой группы» [24]. Людям, живущим лицом к лицу с соседями, проще запомнить, что, по выражению Томаса Пейна, «общественное благо не исключает блага отдельных людей [25]. Напротив, это благо для каждого из собравшихся. Это благо для всех».
Сознание «Мы» действительно легче достижимо в местном сообществе, где взаимодействуешь с соседями каждый день. Однако промышленная революция и рост мегаполисов фрагментировали непосредственное общение. Трудно понять мудрость изречения «нет человека, который был бы как Остров, сам по себе», в наши дни, когда многие из нас именно так и живут — изолированно, как острова. Сегодня люди вроде Джима, представители старой школы, хранящие верность свободе и тайным привилегиям своей касты, сталкиваются с неизвестными прежде трудностями. Современные дети никого не желают слушать и ищут свой путь, а женщины вроде Брит требуют все больше — влияния, права голоса, демократии. Преодоление ограничений индивидуалистичного сознания «Я и Ты», позиции Адаптивного Ребенка, требует выхода за рамки вековой патриархальной традиции — привилегий мужчин и белого человека, скрытого расизма и ксенофобии.
Джим мог бы заново выстроить свои бастионы, поиграть во власть и, возможно, даже закатать всех в асфальт своей силой воли. Но, к счастью, ему хватило ума осознать, чего это будет стоить, и гибкости сменить курс. Джим понял, что не утратит своей мужественности, если доставит удовольствие Брит. И начал ходить в боковую дверь.
— Почему? — спрашиваю я его на последней сессии. Почему он поступился своей привилегией делать, что хочет, ради того, чтобы его поведение стало приятнее жене?
Он оглядывает меня с головы до ног, небрежно положив руку на спинку кресла Брит.
— Ну что ж, считайте это упражнением в стремлении к общему благу. — После чего улыбается от всей души — никакой натянутости. — Кому захочется, чтобы у него дома разразился конституционный кризис?
— Народу. — Брит смотрит на мужа и с улыбкой трясет головой. — Глас народа был услышан.
— Что, и сетку почините? — спрашиваю я Джима.
— Дайте только срок, — заверяет он.
— Починит, — говорит мне Брит и украдкой берет его за руку. * * *
RLT освобождает от пережитков патриархата и индивидуализма. Я хочу, чтобы вы преодолели ограничения культуры патриархата и индивидуализма в своих отношениях и даже в собственных мыслях. Если Джим стал другим человеком, то только благодаря тому,
