спине. Хватаю оба ее запястья, поднимаю их над головой, прижимая к стене, и свободной ладонью шлепаю ее посильнее.
— Я сделал это. И что ты собираешься с этим делать, голубка?
Она негромко вскрикивает, когда я делаю это снова — и затем снова — звук прорезает тишину, за исключением ее легких стонов.
— Ты будешь вести себя хорошо, или я буду продолжать наказывать тебя.
Она поворачивает голову, ее глаза с тяжелыми веками полны похотливой ярости.
— В следующий раз, когда ты решишь открыть свой умный рот… — Я шлепаю ее сильнее, громче, наши взгляды спутаны в клубок желания. — Я без колебаний перекину тебя через колено и заставлю почувствовать мою ладонь на твоей голой заднице.
Ее крик переходит в знойный стон, и я разминаю ее плоть, стирая боль. Она толкается бедрами в меня, прямо в мой член, позволяя себе почувствовать, насколько я тверд для нее.
Ее тело содрогается от тяжелого дыхания, глаза не отрываются от меня, щеки раскраснелись.
Моя рука остается на ее попке, я не могу перестать ласкать ее. Это тело, оно как скульптура: изогнутые бедра, тяжелые сиськи, которые я хочу взять в свои ладони. Какие звуки она будет издавать, когда мои руки будут перебирать ее волосы, когда я буду заставлять ее кончать от моего члена?
Я наклоняюсь к ней, носом поглаживая то место, которое находится прямо за ее ухом, только шепотом, но достаточно, чтобы она почувствовала это.
— Ты еще красивее, когда возбуждаешься для своего мужа.
— Жениха. — Она задыхается.
Я застонал от слабого смеха, крепче сжимая ее запястья.
— Скоро будет муж.
Ее дыхание учащается, и на мгновение ее руки вырываются из моей хватки, словно хотят коснуться меня в ответ. Я не признаюсь в этом вслух, никому, но я готов на все, чтобы почувствовать это.
— Черт. София, — бормочу я, быстро отпуская ее, и смотрю на часы.
Уже на пять минут опоздал.
— Проклятье. — Я качаю головой, пока она пытается поймать свое неустойчивое дыхание, обе руки все еще прижаты к стене, как будто я все еще там, держу их.
Я беру одну из них в свой захват, целую девушку в макушку, практически отрывая ее от стены.
— Пойдем. Нам нужно идти.
Она кивает, все еще дрожа, когда влезает в кроссовки. Я вывожу ее из комнаты и веду вниз по лестнице, не отпуская ее руку, даже когда мы садимся в машину и уезжаем.
ЭЛСИ
Не могу поверить, что этот человек отшлепал меня. И я не могу поверить, что мне это понравилось. Очень.
Мне должно быть противно. Унизительно. Особенно после того, как я узнала, что он знал, что происходило в том доме. Но я не чувствую этого, потому что с ним все было правильно.
Но как это может быть, если все остальные разы, когда ко мне прикасались подобным образом, я чувствовала себя испачканной? Я чувствовала себя грязной. Но с ним я чувствовала себя свободной.
У меня явно что-то не так с головой. Даже когда он контролировал меня у стены, я не чувствовала себя подавленной или напуганной, даже зная, что в любой момент он может меня убить.
Но пока он этого не сделал, и я могу использовать это в своих интересах. Я все еще могу спасти Кайлу… если бы только у меня был способ выбраться отсюда.
Год — это большой срок. В конце концов, он ослабит бдительность, и я буду ждать, когда наступит этот момент.
Он нехороший человек. Я не должна хотеть его. Это неправильно. Это плохо. Мне не должно нравиться, как он распоряжается моим телом, пока я не растаю для него, пока не стану умолять о том, чего никто из этих мужчин мне не давал: о сексе на моих условиях.
Способна ли я на это? Испугаюсь ли я этого? Опасаться его?
Я смотрю в окно на заднем сиденье, отказываясь сидеть рядом с ним на переднем, не желая находиться рядом с ним. Кажется, каждый раз, когда мы оказываемся рядом, все выходит из-под контроля. Я не могу этого допустить. Мне нужно подумать, чтобы понять, как помочь Кайле.
Когда мы уходили, я заметила у входа в дом двух вооруженных охранников. Большие, громоздкие, из тех, что могут растоптать вас и даже не заметить этого. Еще больше их было вокруг высоких железных ворот. Вся усадьба окружена ими. Это похоже на тюрьму.
На территории тоже работали люди. Любой из них сказал бы ему, если бы я попыталась что-то сделать.
Машина останавливается, ехать всего несколько минут, пока мы не оказываемся у школы.
— Не пытайся ничего делать. — Он поворачивается ко мне, его угольные брови слегка приподнимаются, как бы предупреждая. — Я буду через минуту.
Я бросаю на него взгляд, но ничего не говорю.
— Ты не будешь возражать? — Он усмехается, открывает дверь своего внедорожника и выходит из него.
Когда двери захлопываются, я понимаю, что потеряла свой единственный шанс на спасение. Я все равно пробую двери, все до единой, но все они заперты.
— Блять! — простонала я, хватаясь за волосы и дергая их в отчаянии.
Это безнадежно. Он всегда будет идти на два шага впереди. Как я могу уйти от такого человека? Я же не могу попросить его помочь Кайле. Он на их стороне, а не на нашей.
Погруженная в свои мысли, я не замечаю Майкла и Софию, идущих к машине, пока они не оказываются достаточно близко, чтобы слышать.
— Прости, София. Кое-что случилось, и я задержался. — Его голос смягчается, и отсюда я не могу разглядеть девочку.
— Все в порядке, папа. Я знаю, что ты занят.
Он вздыхает, понимая, что все было совсем не так, и я чувствую себя виноватой за то, что заставила его опоздать.
Вместе они обходят машину со стороны водителя, и в этот момент я вижу двух женщин, которые шепчутся между собой и разглядывают его с ног до головы. Пиджака на нем уже нет, черная рубашка демонстрирует грудь, пара пуговиц расстегнута, на широкой шее — простая серебряная цепочка. Но мне кажется, что их взгляды прикованы к его заднице. Не могу сказать, что я их в этом виню. Словно по инстинкту, он проводит рукой по спутанным волосам, и, клянусь, они падают в обморок.
Наверное, могло быть и хуже. Меня могли заставить выйти замуж за такого, как Агнело.
Этот человек — садист. Ему нравилось мучить нас, бить, пока мы не делали все, что он хотел. У
