огнем. Возможности для таких подмен были — 3-й отряд Небогатова практически не участвовал в бою, и значительных потерь с повреждениями не имел.
Недостаток скорости старых кораблей мог компенсироваться грамотными самостоятельными маневрами, проявлением своевременной инициативы. Но вот тут Рожественский со своим самодурством и «чувством собственного величия» сделал все от себя возможное и невозможное, чтобы погубить собственную эскадру. Сорок минут боя, и вице-адмирал стоял на коленях в боевой рубке, бросив управление, и даже не попытавшись перейти на другой корабль. И вот тут пошло интересное — лишившись власти самодура над собою, командиры броненосцев стали действовать куда решительнее, и если бы над ними не довлел последний приказ следовать курсом «норд-ост 23», то вероятно вышли из неудачного боя и ушли обратно — таких возможностей была парочка, по меньшей мере.
На боеспособность эскадры в определенной степени влияли и хронические пороки в устройстве вооруженных сил Российской империи — куда уж без них, один пресловутый «ценз» на флоте чего стоит. А ведь именно в русско-японской войне бестолковость и косность высшего военного руководства проявилась как нельзя более выпукло.
Нового Суворова или Скобелева просто не нашлось, да и не было их уже на самом верху — сама система таких офицеров выдавливала еще на подходе к генеральским должностям, командование полком было максимумом в продвижении по служебной лестнице.
Вот так, недостаток к недостатку, что технический, либо человеческий, все потихоньку накапливалось в армии и флоте, в самом государстве, и привело в конечном итоге к капитуляции Порт-Артура, Цусимской катастрове и подписанию позорного мира в Портсмуте. И при этом, имея армию гораздо более многочисленную и прекрасно вооруженную, когда противник уже задействовал последние ресурсы.
— Организационная немочь и бестолковость, помноженная на духовную импотенцию, — пробормотал Фелькерзам, усмехнувшись. К войне даже толком не подготовились, а ведь могли старые корабли отремонтировать, как паровые котлы с машинами на «Императоре Николае», и перевооружить, что сделали только в ходе мировой войны, когда стало ясно, что это занятие нельзя бесконечно затягивать. Могли бы и корабли приобрести, тот же Крамп предлагал построить четыре броненосца и два крейсера, и к ним поставить судостроительный завод во Владивостоке. Да хотя бы ту же парочку «гарибальдийцев» кто мешал прикупить⁈
— Если министр финансов и прочие сановники говорят об экономии на вооруженной силе, то это означает только одно — им есть что воровать, казнокрадство наше все. Трудно понять в России, где кончается глупость, появляется тотальное воровство бюджета и начинается откровенное предательство, — Фелькерзам хмыкнул с нескрываемой горечью и покачал головой. Затем еле слышно прошептал:
— По-моему тут три в одном, и без дружки жить и процветать никак не могут. Потому что сами правители в этом дольку малую имеют, и вся та свора, которая их окружает — всем кусочки «мяска» нужны! И косточки мозговые с махрами, чтобы всласть обгладывать…
Непонятно откуда, но в мозгу стали появляться такие картинки и слова, что захотелось сразу отплевываться. Он даже перекрестился, желая отогнать наваждение — «семибанкирщина» оказалась не менее жутким наваждением, чем прославленная своими мерзостями «семибоярщина», а «семь друзей-олигархов» вообще та еще гнусность. Одно другого стоит, ибо постоянно повторяется — стыд и срам для великой державы!
Дмитрий Густавович только головой покачал, отгоняя назойливые видения — а внутри души принял решение не допустить поражения в войне. Может быть, тогда будущее окажется к несчастной России более милостивым, без всех этих кошмарных потрясений.
Корпус «Наварина» сотряс залп башенных орудий, стрелявших втрое медленней, чем новые пушки. А потому в отличие от других броненосцев в погребах осталась без малого половина боезапаса. Снаряды можно было не экономить. Вокруг идущего концевым во вражеской колонне «Касуги» вверх взметнулись семь всплесков воды — четыре больших и три поменьше размером. А потом стреляли только 152 мм пушки из каземата — 305 мм пушки давали едва один выстрел за три минуты.
Фелькерзам посмотрел вперед — броненосцы уже вошли в клинч — трое на трое, и снарядов уже не жалели. Полчаса такой стрельбы и погреба будут пусты, наступал вечер, и противники торопились истратить боеприпасы с максимальной пользой, сходясь на близкую дистанцию. И вот тут многое зависит от числа попаданий — может быть, настанет такой момент, когда только «Наварин» и «Ушаков» останутся со снарядами, припасенными в погребах. И вот тогда их пушки скажут свое веское слово. И «Ослябя», а также «Россия», конечно — крейсер может стрелять хоть до посинения, на его приход японцы явно не рассчитывали, и теперь получают по полной программе.
— А ведь Иессен крепко давит им на «голову», определенно давит, а Камимуре сильно не нравится, — впервые за войну отряд из трех русских крейсеров с броненосцем получил превосходство, как в скорости, так и в мощи бортового залпа. На высоком борту «России», будто цветки, пламенели выстрелы — полтора десятка пушек страшная штука, особенно когда бьют беглым огнем. Да и «Ослябя» не отставал, было хорошо видно как из башенных орудий выплеснулись длинные огненные «языки».
— «Токива» взорвалась!
— Ура!
— А вот и «сестрицу» этой суки «Асамы» от…
Фелькерзама немного оглушили ликующие крики — он присмотрелся и чуть не окаменел от нахлынувшей радости. Выше первой трубы идущего вторым в колонне крейсера взметнулось пламя и огромные клубы черного дыма. Вот только разглядеть, что же там произошло, было трудновато — русские крейсера вышли впереди «Идзумо», поставив «кочергу», и заставили вражеский флагман отклониться от курса…
Глава 21
«Токива» выглядело ужасно — десяток снарядов и зарядов, предупредительно сложенных возле орудия, рванули со страшным грохотом. В огненной вспышке разнесло на клочки комендоров, искорежило стальную пушку, будто ее сотворили из алюминия, вынесло бронированные стенки каземата вместе с крышей. От страшного сотрясения свалились в море две тяжелые плиты верхнего броневого пояса.
Но этим дело не окончилось — «шимоза» очень капризна к динамическим ударам, а взрывная волна пошла вверх и задела уже расположенный верхний каземат. А ведь там также лежали заботливо приготовленные для стрельбы по русским кораблям снаряды.
История повторилась за считанные доли секунды — вот потому-то от практически сдвоенного взрыва чудовищной силы яркие языки пламени поднялись заметно выше верхушек труб, оба каземата, вернее, их останки, одновременно превратились в дымящиеся руины.
И тут настала очередь расположенного на верхней палубе 152 мм орудия, прикрытого легким броневым щитом. Броневая плита, прежде бывшая крышей каземата, как пушинка была откинута на эту пушку —
