«посадки»? Странно. Мне раньше думалось, что такие люди должны быть постоянно готовы «присесть». Как Павел Судоплатов, например, или Старинов…
Я искренне веселился, потому что моя уловка сработала, и пытался посмотреть на всё, что я видел раньше, другим взглядом.
— Какой же это подвал? Это первый этаж. Магазинные полки… Склад, наверное, — высказал предположение Семёныч. — Вон и дверь… Только она…
Семёныч оглянулся, мысленно определяясь по сторонам света.
— Только она во двор, почему-то уходит, — неуверенно продолжил «размышлять» Семёныч.
Вот сейчас я ему, как режиссёр всего происходящего, поверил. Молодец, Семёныч! Хорошо сымпровизировал. Мы же не репетировали с ним. И после того случая тут больше ни разу не был.
— Это, как раз, и есть спуск в подвал, — сказал следователь. — Что в том подвале, товарищи?
— О! Не граждане, — заметил я мысленно. — Уже прогресс.
— Не уж-то клад? — спросил я постепенно наполняясь норадреналином и даже немного подпрыгивая от «нетерпения». — Пойдёмте, посмотрим?
— То есть, вы хотите сказать, что ни к этому помещению, ни к тому, что в подвале, вы никакого отношения не имеете?
— Не имеем, — пробубнил Семёныч.
— А вдруг там сокровища⁈ — воскликнул я. — Сейчас скажем, что не имеем, и всё! Тю-тю! Чёрт!
Я с ожесточением ударил ногой в стеллаж.
— Что такое⁈ — участливо спросил меня следователь.
— Ведь если там сокровища, а мы их не находили, они же все государству уйдут? И нам никаких двадцати процентов не «обломится»?
Следователь с интересом посмотрел на меня.
— Странно, что об этом говоришь ты, а не Евгений Семёнович.
— Так, обломится или нет? — повторил вопрос я, внешне «зверея».
— Если не ваше, то не «обломится». Если вы нашли, то вам полагается, ты правильно сказал, до двадцати процентов. Смотря какой клад. Ну… Ваш клад, или нет? — усмехнулся следователь.
— А там клад? — спросил Семёныч.
— Сначала вы скажите, что там лежит и кто это нашёл?
Я смотрел на цепочку следов, оставленных в пыли следователем и «рабочими» и мысленно себе аплодировал. Они уже, балбесы, затоптали то, что у меня не удалось засыпать потолочной пылью, которую я, как художник, собирал по всему подвалу и первому этажу, засыпая свои следы.
— Да, хрен его знает, что там лежит⁉ — недовольно ругнулся Семёныч.
— Золото-бриллианты! — выкрикнул я. — Пять мешков.
Следователь устало усмехнулся.
— А вот и не покажу я вам тогда, что лежит в подвале. Раз вы к этому никакого отношения не имеете. Это — государственная тайна.
— И хрен с ним, с подвалом. Мне самому в подвал идти. Про тот я больше знаю, чем про этот. Что, или кто, там «лежит», догадаться не трудно.
— Да, ладно, вам, Евгений Семёнович. Вы серьёзно, что ли? Мы же с вами договорились, что если мальчишка не будет ерепениться, то поговорим просто и всё.
Я раскрыл рот и посмотрел на коварного Семёныча.
— Хрена себе! Семёныч, это как? Ты сына помогал «колоть»?
— Да, ну тебя, Женёк! Что там тебя «колоть»? Я им всё, что ты мне тогда рассказал, и рассказал. А тебе что скрывать? Не дури, а? Голова уже болит от этого кордебалета. Подвал ещё какой-то… Что там, товарищ следователь?
Следователь ещё раз посмотрел нам в ожидающие ответа лица, и покрутил головой.
— Не имею права. Сейчас эксперты будут работать. Квартиру мы пока опечатаем. Езжайте домой.
— Не понял… Как это опечатаете? А мне в школу с Тихой прикажете ездить?
— Ну, ездил же ты на Тихую, — рассмеялся следователь.
Настроение у него было отличное, и я понимал его. Наверх я вытащил документы, касающиеся только семьи Семёныча. Всё остальное, в том числе и белогвардейский архив, и архив американского экспедиционного корпуса, я оставил на прежних местах. Каким образом американский архив оказался в подвале дома Семёныча, я представить себе не мог. Выкрали его? Наверное. Кто? Арсеньев с дедом Семёныча? Наверное. А кто ещё? И что мне оставалось думать, когда я наткнулся на агентурную картотеку и личные дела американской агентуры, и что делать. Как мне было их не отдать любимому государству?
Пришлось документы отдать. И золото тоже отдать. Не получалось не отдавать золото, а было так жалко, что я весь чесался. Пока не додумался позвонить цыганскому барону. А кому мне ещё было звонить? Билу Клинтону?
* * *
— Привет, Роман Григорьевич, — поздоровался я с папой цыганской девочки Татьяны, когда позвонил ему на третий день моих страданий над златом и перебором картотеки «американских» засланцев'.
— О-о-о! Евгений! Как я рад тебя слышать! Тебе жутко повезло, что ты меня застал дома! И мне жутко повезло, что я задержался дома. Мы уезжаем к родственникам в Румынию. Ты уже передумал и хочешь к нам приехать. Это хорошо, потому, что Татьяна так и не перестаёт о тебе думать.
— Подождите, Роман Григорьевич. У меня платный звонок, а мне нужно с вами сильно посоветоваться.
— Так, советуйся, чего ты молчишь?
— Кха! — кашлянул я так в трубку, что цыган «ойкнул». — Что это там у тебя гавкнуло? Собачку завёл.
— Рояль я себе завёл «Шрёдер». Слышали про такую немецкую фирму?
— Солидная фирма, но не немецкая, а российская. Это старейшая фирма по производству фортепиано в России. Иоганн Фридрих Шредер был одним из немногих российских производителей, прославившихся и на международном уровне. У тебя на чугунной раме?
— На чугунной, — подтвердил я.
— Значит инструмент выпущен уже после восемьсот шестьдесят второго года. Это очень надёжная вещь. Играет?
— Очень даже вполне себе… В очень хорошем состоянии. Думаю, он появился во Владивостоке в году девятисотом. Это рояль первого гражданского жителя Владивостока и он стоит у меня в квартире.
— В твоей квартире стоит рояль? — удивлению цыгана не было предела. — Евгений, как это возможно?
— Э-э-э… Роман Григорьевич, я сейчас живу в такой квартире, где может стоять рояль. Так вот… Я хочу его продать. В половину цены. Из уважения к вам, Роман Григорьевич и к вашей дочери Татьяне.
— А какая цена?
— Пять тысяч.
— Ну-у-у… Что ж… Хорошая цена. Красивый, говоришь?
— Из корня карельской берёзы сделан. Дерево само поёт.
— Из корня карельской берёзы? — удивился цыган. — Ни разу не видел такой инструмент. А ты электрогитару сделал? Как мечтал?
— Сделал. И она очень неплохо играет. Приехали б вы ко мне, Роман Григорьевич, я бы вам такие вещи показал. Вы очень сильно удивитесь. Очень…
Последнее «очень» я произнёс так значительно, что цыган на минуту завис.
— Мне срочно нужно выехать в Румынию, но сразу после неё я еду к тебе.
— Тогда к вам будет просьба. Сможете купить в Румынии транзисторы?
— Ну-у-у… В принципе… Тебе я не
