Я не видела самого превращения. Почему вы спрашиваете?
— Когда проклятый обращается, его тело корёжит и ломает изнутри, буквально рвёт на части. Остаётся много крови — тёмной крови. Здесь её нет.
Ирина содрогнулась, бледнея и отводя взгляд.
— Я не знаю, что вам сказать.
«Ну, хотя бы честно», — подумал Морен.
Когда они спустились в трапезную, большой обеденный стол уже накрыли на две персоны, хотя слуги ещё продолжали приносить блюда. Ирина махнула рукой на одно из кресел, указывая, куда следует сесть, а сама проследовала дальше и заняла место во главе стола. Гостю её надлежало расположиться напротив, и он счёл это даже удобным. Ведь так он мог следить за любой переменой эмоций на её лице.
— Вы ждали кого-то ещё или не допускали, что я откажусь? — спросил Морен, занимая отведённое ему место.
— Я надеялась, — ответила Ирина. — Простите мне сей каприз. Пару дней назад я потеряла родителей и ещё не привыкла ужинать в одиночестве.
Несмотря на горький смысл озвученных слов, держалась Ирина с хладнокровием и достоинством истинной дворянки. Но Морен ещё помнил, какой хрупкой и испуганной она предстала наедине с ним, и теперь видел в этом спокойствии искусную маску.
— Вам, должно быть, нелегко сейчас, — проявил он сочувствие, как умел.
— Легче, чем следовало бы, но тяжелее, чем я того ожидала. Я не любила отца, однако… — Она задумалась ненадолго, прежде чем продолжить: — Страшнее всего оказалось остаться одной. Теперь я могу надеяться лишь на себя.
— Расскажите мне о своём отце.
Когда он озвучил просьбу, Ирина рвала на кусочки бедро утки, что лежало у неё на тарелке, и Морен ясно увидел, как заострились движения её рук. Взгляд её тоже изменился: пасмурно-серые глаза потемнели, став похожими на грозовое небо.
— Об отце? — переспросила она. — И что же вы хотите знать о нём?
— Всё. Большинство не задумывается об этом, но за каждым проклятым стоит история. Что-то ужасное, что сделало его таким. Подавляемые эмоции, спущенный с цепи порок, боль, ненависть — причин очень много. К тому же проклятые сохраняют в себе больше человеческого, чем принято думать. Они остаются там, где жили, часто у них проявляются те же привычки или любовь к каким-то вещам. Матери, ставшие ночницами из-за потери ребёнка, воруют чужих детей. Крестьянин, что всю жизнь взращивал пшеницу, поддавшись Проклятью, может стать полуденником и продолжить оберегать эти поля. Мавки и русалки до конца дней мстят тем, кого считают повинными в своём горе. Дабы выследить вашего отца, я должен понимать, почему именно он стал проклятым и куда мог пойти.
— Скорее всего, в местный кабак! — Ирина произнесла это громче, чем сама того хотела. Румянец тронул её щёки, она потупила взгляд и продолжила уже спокойнее: — Мой отец любил выпить, порой без меры. Даже не представляю, что ещё вам рассказать о нём.
— Может, он был увлечён женщинами?
— Если это и так, мне о том ничего не известно. Голову отца занимали только две вещи: как бы выпить и где бы похвастаться своим титулом. Отец очень гордился тем, что является графом. Будто это его заслуга…
— Что вы имеете в виду? — искренне удивился Морен.
— Мой прадед был зодчим. Одним из тех, кто строил города и церкви после Сумеречных лет. За что и получил графский титул, земли и эту усадьбу, — она обвела комнату раскрытой ладонью. — Как вы понимаете, к заслугам своего деда мой отец не имеет никакого отношения.
— Когда я ехал сюда, то видел яблоневые сады и несколько крестьянских поселений. Всё это принадлежит вам?
— Верно.
— Богатый край и богатый подарок. Если ваш отец всё время пил, кто же тогда занимался хозяйством?
— Я, — без хвастовства ответила Ирина. — Пока дедушка пребывал в добром здравии, за крестьянами и всеми работами следил он. Будучи маленькой, я часто бегала за ним хвостиком, училась и помогала ему, чем могла. Всё, лишь бы не оставаться дома рядом с пьяным отцом. Потом этим занялась матушка, — Ирина опустила взгляд, словно бы стыдилась своих воспоминаний, и продолжила значительно тише: — Когда она… хворала после отцовских гуляний, я делала всю работу одна. Больше было некому. Вы приехали очень удачно, только что прошёл Яблочный Спас. Обязательно загляните в сады и отведайте наших яблок. Лучше их вы не найдёте во всей Радее, не говоря уже о том, как это красиво.
— Из-за чего ваши родители могли поссориться в тот вечер? — перебил её Морен, желая направить разговор в верное русло.
— Был бы повод! — воскликнула Ирина, не скрывая сарказма. Как только разговор заходил о графе, голос её становился звонче и холоднее, точно обнажённая сталь. — Иногда отца хватала горячка и он видел то, чего не существовало. Однажды в пьяном угаре он пришёл к матери и обвинил её в том, что она изменяла ему с его другом. Мол, он сам ему рассказал. Всё бы ничего, да только тот умер больше десятка лет назад. Я хорошо помню, как они веселились на масленичную неделю. Друг его упал с лошади и сломал себе шею.
— И ваша мать спокойно это сносила?
— А что ей оставалось? — хмыкнула Ирина. — Он был графом и владельцем богатых земель. Матушка же — дочь купца, о чём отец очень любил напоминать. Мол, он вытащил её из нищеты и грязи, позволил стать частью знатного рода. Провалился бы этот род вместе с ним.
— Она могла уйти, вернуться к своему отцу.
— К человеку, который продал её в мужья этому скоту? — её глаза сверкнули злобой. — О-о-о, нет! Он бы никогда её не принял. Я помню, что матушка рассказывала о своём отце. Сама я его ни разу не видела, но она говаривала, что он только бранил её. Мол, если муж бьёт, значит, она неправильно ведёт себя. Непокорна, смеет перечить, плохо следит за хозяйством. Самое ужасное, что матушка соглашалась с ним, считала, что так и надо. Терпела отца… Дедушка пытался за неё заступаться. Он был единственным, кого отец слушался, и лишь при нём он хоть как-то сдерживал себя. Потом дедушки не стало, и отец пустился во все тяжкие.
— А вас отец также бил?
— Да. Бывало.
Что-то нехорошее отразилось в её глазах. Хладнокровие графини — публичная игра, Морен это прекрасно понимал. Но под её взглядом ему становилось не по себе, точно он чувствовал опасность, исходящую от этой девушки.
Тема та была чертой, за которую не следовало заходить.
— Лучше расскажите мне о себе, — попросила вдруг Ирина. — Как много историй о вас правдивы?
— Смотря какие истории вы слышали.
— Говорят, ваша
