которую отчитывает мама, да и ведём мы себя прилично
— Мамуль, ваши взгляды друг на друга не заметит разве что слепой. Я правда рад за вас очень. Я люблю тебя и люблю отцов, не хочу, чтобы между вами были не договоренности и недоверие. Вы все заслужили свое тихое счастье, обещаю я приложу все усилия, чтобы не затягивать с принятием власти. Я вижу, что отцы устали от бремени правления, с гораздо большим удовольствием провели бы время с тобой, а не во дворце. Они дышат тобою, не таись и раскройся перед ними.
— Боже, сын ты рассуждаешь как взрослый мужчина, а не юный молодой человек
— Мамуль, мне трудно это объяснить, но я как будто пережил все те жизни императоров до меня, я не был сторонним наблюдателем, в общем все сложно. Мне пора ехать, я не могу опаздывать, береги себя и девочек и не томи отцов
— Хорошо родной, ты полностью прав..
Я провожала сына и пока не догадывалась насколько сын прав…
Порадовала я своих любимых мужчин за ужином. Хотела сделать это как то по особенному, но за ужином вспомнила слова сына и просто выдала поедая десерт:
— Я беременна…
Как говорила раньше, шок наше всё!! Мои мальчики зависли, я чуть было не начала думать, что они не рады. Но тут первым отмер Аш, он подполз ко мне, обвил ноги хвостом, уткнулся мне в живот и начал что то шептать и целовать его. Следом ожили и все остальные, в глазах моих мужчин я видела и радость, и тревогу, и решительность. Меня обнимали, целовали и передавали с рук на руки. Все движения были такими нежными, будто я в один миг стала хрустальной.
Теперь мои мальчики тряслись надо мной, как курочка наседка над цыплятами, буквально пылинки сдавали, ничего тяжелее ложки или книжки в руки не давали, обязательно один из них оставался со мной, пока остальные работали, готовил завтрак, весь день был рядом. Приятно конечно, но быстро надоела гиперопека, я ведь беременная, а не смертельно больная. Мальчики терпеливо выслушали мои претензии и продолжили дальше в том же духе. Но есть и большой плюс в их чрезмерной опеке, теперь они уделяют мне больше времени.
Появилось возможность для разговоров по душам. Они окончательно оттаяли и не сдерживали себя в проявлении эмоций и чувств. Все это время прошлое давило на них бетонной плитой и они сдерживались как могли, боялись слишком ярко выразить эмоции и чувства ко мне, таились, хотя после ритуала единения наши чувства обнажились и сдержать их не было никакого шанса. Мы уже не могли долго быть в дали друг от друга, один день уже пытка.
Первым открылся мне Аш, он чаще всех остаётся со мной, его инстинкты не дают ему работать и быть в дали от меня. Полагаю одна из дочек его и это связь отца и ребенка так на него действует, либо что то ещё, чего я не знаю. Он должен был стать отцом Ксандера, но Лисанда в тот вечер не успела сказать мужьям об этом (у меня не всегда получается воспринимать ту Оисанду и себя единым целым, зачастую воспринимаю воспоминания о той жизни как то со стороны).
Аш тяжелее всех пережил утрату, никто из них не знал о беременности Лисандры, но Аш догадывался, он тогда выжил мыслью о мести. Аш искал доказательства, искал виновных, а потом нашел. Он был и судьей и палачом, он казнил всех кто был причастен. Легче стало, но не намного. Боль потери притупилась, но не прошла. Бросить всю империю они не могли и ждали рождения наследника или наследницы. Жизнь не приносила радости, боль потери разъедала из нутри, все изменилось, когда мы с Ксандером появились в этом мире…
Мы гуляли в саду с Ашем, а потом расположились на берегу озера. Мы сидели на пледе, голова Аша лежала на моих ногах, я перебирала пряди его волос, он прикрыл глаза и начал свой рассказ, как на исповеди. Столько боли в его душе скопилось. Я рада, что он наконец то открылся. Я слушала его и не перебивала.
— Это трудно объяснить, в течение долгих лет ты просыпаешься, делаешь что то на благо империи, живёшь только ответственностью, обязательствами, и вдруг однажды просыпаешься и понимаешь, что нет тех оков, что сдавливали грудь, вдруг замечаешь как ярко светит солнце, как маняще пахнут цветы в саду, а птицы так звонко поют. Мы тоже умерли тогда с тобой, а потом воскресли. Только ты умерла во плоти, а мы душой. Мы будто жили без души. Я не замечал как год сменяется годом.
Потом, когда до нас дошло, что изменения произошли со всеми четырьмя, что у всех браслеты больше не свидетельствуют о смерти супруги, цвет снова серый как у жениха, мы решили, что ты заново родилась и наша связь неведомым образом восстановилась. Мы начали искать дитя, не сразу, а лет через восемь. Мы давали время подрасти девочке, а пока начали жёстко наводить порядок в империи. Мы жили надеждой. Потом начали искать девочку с брачным тату, но не могли найти. Мы не офишировали твое рождение, браслеты прятали под наручами, мы не могли тобой рисковать. Мы должны были обеспечить тебе безопасность. Мы искали мираж. Через два года поисков надежда начала таять, мы нашли казалось бы всех девочек подходящего возраста, но тату не было ни у кого.
Мы решили, что это насмешка богов. Снова тусклые будни давили на нас. Но в глубине души все равно теплилась надежда, что то не давало перестать надеяться. А потом произошел мощный энергетический всплеск, все живое в империи его почувствовало. Мы забрали из хранилища во дворце портальные камни, такие есть, кстати, почти у каждого рода, откуда они никто не знает, но хранит как величайшую ценность и используется в экстремальных случаях. Это теперь мы знаем откуда эти камни. Они настроены для каждого рода, заряжаются от родовых алтарей. Но не суть. Мы забрали их и перенеслись на место силы императорского рода. Мы тогда испытали такой шок.
Представь зрелище. Поляна, центральная плита активирована, а на ней лежит императорская драконица и прикрывает свое впервые обращеное дитя, а среди ныне живущих дракониц, тем более императорского рода, нет молодых матерей.
А потом ты обратилась человеком и мы снова испытали шок. Перед нами лежала родная жена и наш сын. Мы все почувствовали его сыном. Вопросов было так много, а ответов ни одного.