будут приветствовать как «освободителей от ига иностранных угнетателей», оказалось превратным. Оккупанты, естественно, старались найти коллаборационистов среди жителей острова. Но служить новым господам отказались почти все. До начала боев за Гуадалканал японцы строили свои базы в основном на побережье. Поэтому островитяне стали покидать прибрежные деревни и уходить в горы, где они питались тем, что давал им тропический лес — кореньями, орехами и плодами.
С вершин гор островитяне наблюдали за гигантским спектаклем, который начал разыгрываться на Гуадалканале 7 августа 1942 года. На их глазах уничтожали друг друга целые армии. В течение нескольких месяцев на острове погибло больше людей, чем проживает здесь сейчас.
Кровавая драма захватила гуадалканалцев. Из всех судов они еще кое-как представляли себе шхуну, время от времени увозящую из прибрежных деревень копру, а тут увидели боевые корабли огромных размеров — эсминцы, крейсеры, транспортные десантные суда и даже лодки, которые могли плавать под водой. Многие из них впервые увидели металлических птиц — самолеты. И огромное множество людей. В самых больших гуадалканалских деревнях жило тогда не более пятисот человек, а тут на их глазах в течение одного дня на берег высаживались десятки тысяч солдат.
Какая же роль в этой борьбе была уготована жителям острова? Ведь далеко не все они оставались простыми зрителями.
Почему я решил ехать именно в Ророни? Когда я составлял план своего путешествия по Соломоновым островам, то деревню Ророни в него не включил. Я и не мог этого сделать, так как не знал, что такое селение существует вообще. Но мой друг Гордон ездил в различные населенные пункты округа по своим административным делам, и я постоянно сопровождал его.
Самым далеким, но и самым важным пунктом командировки окружного комиссара была на этот раз маленькая деревенька Ророни, раскинувшаяся чуть ли не в джунглях.
— Почему, Гордон, мы едем именно туда? — спросил я.
— Вождь этого селения отправляется в отпуск в Калифорнию, в Сан-Диего, и мне нужно помочь ему оформить паспорт.
Ответ комиссара меня поразил. Вождь деревеньки, где время застыло в своем движении, едет в отпуск в Калифорнию! В Сан-Диего! Я бывал там дважды. Съездить туда действительно стоит. От весны до глубокой осени там полно туристов. Но чтобы и здешних островитян охватила эта туристическая лихорадка!
Вскоре Гордон мне все объяснил. «Турист» из Ророни, сержант Воуза — почетный морской пехотинец США. И командование морской пехоты, а может быть, даже и американское правительство, пригласило вождя Ророни в город Сан-Диего, где по традиции собираются морские 78 пехотинцы США, а затем в Вашингтон. Так что вождь поедет с визитом к главам могущественнейшей державы.
Мы подходим к хижине Воузы. Она ничем не отличается от остальных лачуг. Хозяин, узнав гостя, выходит из хижины, улыбается и, усевшись на разложенные на земле пальмовые листья, приглашает нас последовать его примеру. Я знакомлюсь с человеком, о котором во время дальнейшего путешествия ino Океании буду вспоминать как о самом удивительном меланезийце из всех, кого я встретил на «Черных островах».
Это уже пожилой, сильно поседевший человек. Но держится он уверенно и к Гордону относится дружески. На меня Воуза смотрит с нескрываемым любопытством. В Ророни иностранцы появляются крайне редко. Окружной комиссар объясняет, что я приехал в эту лесную деревеньку именно из-за него, чтобы выслушать его знаменитую историю. (В действительности же я знаю о роронском вожде лишь то, что в пути мне успел рассказать Гордон.)
Воуза явно польщен вниманием иностранца, приехавшего издалека. Он попросил меня немного подождать и ушел. Спустя некоторое время вождь вернулся одетый в обычную для меланезийцев юбку и гимнастерку цвета хаки американских морских пехотинцев. На рукаве — нашивки сержанта, а на груди — несколько наград. Я не очень хорошо разбираюсь в этих регалиях, однако две награды все же узнал. Это — американская Серебряная звезда и британская медаль Георга.
Награды покачиваются и позванивают, и я, разумеется, задаю роронскому вождю вопрос, за что он их получил. Мы провели за беседой несколько часов, точнее, слушали автобиографию этого удивительного старца.
До войны Воуза служил в полицейском отряде, в состав которого входили в основном островитяне. Зарплата у них была небольшая, но зато их учили читать и писать, обращаться с современным оружием и ориентироваться по карте. Накануне войны Воуза ушел «на пенсию», но потом пришли японцы, и бывший полицейский стал организатором антияпонского движения.
Когда на Гуадалканале высадились американцы, Воуза предложил им свои услуги. Островитян, которые умели бы говорить по-английски, обращаться с карабином и буссолью, было очень мало, и союзники стали давать Воузе различные поручения разведывательного характера, которые он должен был выполнять за линией фронта. Заданий таких было немало, и со временем они становились все сложнее. Воуза выполнял их весьма успешно, причем был настолько надежным человеком, что его данные о не освобожденной еще территории Гуадалканала считались наиболее точными.
Во время одной из попыток перейти линию фронта Воуза попал в руки японцев. Они привязали его к стволу дерева и так как не нашли никаких письменных документов, то под пытками старались добиться от него ответа, какие задания он выполнял и какие сведения должен был сообщить штабу союзников.
Японцы пытались выяснить, как построены американские линии обороны, каковы дальнейшие цели союзнического командования на Гуадалканале, как распределяются должности в штабе и разведотделе высадившихся частей, фамилии штабных офицеров и многое другое. Но Воуза так и не ответил ни на один вопрос. Он терял сознание, его обливали водой, он приходил в себя, и снова начинались пытки, но Воуза упорно молчал.
Когда мучители поняли, что им не вытянуть из него ни слова, они стали колоть пленника раскаленными штыками. Затем японцы оставили искалеченное тело привязанным к дереву на страх непокорным островитянам.
Но Воуза пережил собственную смерть. Ночью он пришел в себя, сумел, хотя и до сих пор не может вспомнить каким образом, освободиться от пут и уполз в джунгли. Он знал этот древний лес как никто другой. Ягодами и корнеплодами Воуза утолял голод, врачевал соком растений раны, пил из ручьев воду.
Через несколько недель раны кое-как затянулись, и «мертвец» снова перешел японо-американскую линию фронта. Итак, в главном штабе высадившихся войск появился человек, имя которого давно уже было занесено в списки погибших.
Эту необыкновенную историю, случившуюся с моим хозяином, подтверждают рубцы на обезображенном теле. Он расстегивает рубашку и показывает их. Скорее со стыдом, чем с гордостью.
Многодневная «лесная одиссея» живого мертвеца, стойкость, с которой он перенес все пытки, его мужество и самоотверженность получили широкую известность.
