а-а!!! – орет стая дружно, так оглушающее, что я с трудом различаю, как Гер протестующе рычит прямо у меня над ухом.
– Ну, Пилот, все считают, что нет права противиться у тебя. Забирай свою вертянку. И будь благодар-р-рен! – последнее слово Харгард произносит, снова подходя к нам и сверля исподлобья засветившимися желтыми глазами.
– Зачем тебе она, старик? – Гер пятится от него, утягивая меня за собой, – Зачем тебе ИМЕННО она? Тебе же все равно…
– Что ты сказал, щенок?! – взвивается тут же Харгард, клацая уже почти совсем волчьей челюстью. Весь образ его начинает плыть, дрожа на грани оборота, – Ты что? Спор-р-ришь со мной?! Хочешь силой р-р-решить?! Давай!
Вожак словно становится больше, нависая над нами настоящей горой. Его черты смазываются окончательно, лицо вытягивается в зубастую морду, мутные раньше глаза горят желтым диким огнем. Загорелая шерсть покрывается густой бело-серой шерстью. Мускусный запах старого матерого волка ударяет в нос.
Гер пятится еще, не отпуская меня. Я его не вижу, но чувствую, как он тоже становится больше, когти вырываются из пальцев и до крови впиваются в мои плечи, дыхание над макушкой становится надсадным, то и дело срываясь на рык.
– Да, силой…– почти совершенно неразборчиво рычит он над моим ухом, – Хар-р-р… Не будет твоя! Моя!
И в следующий миг я тонко, на выдохе вскрикиваю, потому что Гер перехватывает меня за подбородок, рывком наклоняет голову и впивается клыками в шею повыше ключицы. Меня прошивает острой болью насквозь. Она буквально парализует, тело отказывается подчиняться, все органы чувств разом сбоят. Перед глазами вспыхивают кровавые круги и расширяются, затмевая все. Сознание уплывает в океан бесконечной боли. Не остается ничего…Где на задворках гаснущего разума слышу, как вопит Харгард.
– Сдурел? Зачем?!
Но Гер не отвечает, только сильнее впивается клыками в меня, отравляя своей слюной. Меня кто-то дергает за руки, пытаясь вырвать от него, какая-то возня, крики, рык, и я окончательно отключаюсь, проваливаясь в свою боль.
9.
Резко подскакиваю, приходя в себя. Будто из воды вынырнула. И дыхание так же судорожно застревает в раскалённом сухом горле.
– Тише. Лежи, – произносит незнакомый голос на общем языке.
Озираюсь, пытаясь сориентироваться. Я в какой-то комнате с белыми каменными стенами. Вокруг царит полумрак, разбавленный лишь потрескивающим огнем в дальнем углу в очаге. За круглыми же, выдолбленными в скале окошками совсем темно и видно высыпавшие звезды. Воздух свежий, только сырой немного и зябкий от камня. Сама комнатка – небольшая пещера, пустая почти, с низким сводом. Солома, щедро укрытая шкурами, на которой я лежу, углубление для костра в углу с пробитым отверстием на верхнем своде для выхода дыма да пара грубо сколоченных сундуков – вот и все убранство. Я не одна – напротив сидит юный волк, почти совсем мальчишка, и с интересом меня разглядывает. Поворачиваю голову в его сторону и тут же морщусь от тянущей боли в шее. Немеет вся левая часть лица от прострелившего спазма. Дотрагиваюсь до места укуса. Перевязано, даже тонкий ошейник замотали.
– Не переживай, землянка, скоро пройдет. Метки быстро заживают. Вот, выпей, – парень протягивает мне миску с каким-то мутным пойлом.
– Это что? – голос сипит.
– Дурман. Это легкий отвар – снимет боль на ночь, а завтра она уйдет полностью.
Он ставит около меня миску, а сам поднимается на ноги.
– Сиди, я приведу вождя Хара, – бросает мне парнишка прежде, чем исчезнуть за дверью.
Не успеваю ничего спросить, как его уже нет.
Беру миску и с подозрением нюхаю предложенный отвар. Пахнет полынью, но слаще и масляней. Делаю глоток. Морщусь. Горько-кислый мед. Пробирающее до дрожи, странное сочетание. Во рту собирается слюна в попытке убрать навязчивый вкус, но в тоже время по телу вдруг растекается странная теплая легкость. Приятная и расслабляющая. И тикающая боль в шее почти мгновенно становится тише. Делаю еще один глоток и отставляю миску подальше – мало ли, что будет, если выпить много. Хочется встретиться с Харгардом в адекватном состоянии, а не непомнящей себя от дурмана.
Из маленьких выдолбленных окошек, напоминающих бойницы, доносятся звуки разгульного праздника. Они глохнут, проходя сквозь камень, и одновременно эхом отражаются от стен, становясь пугающими. Я слышу песни волков, веселые и пошлые, которые они орут пьяными рычащими голосами. Непрерывный ритмичный стук в бубны, так и подмывающий отбивать ногой быстрый такт, взрывы раскатистого хмельного смеха и отдельные скабрезные выкрики, гулким эхом расползающиеся по долине.
Стараюсь не думать, почему сейчас волки так веселятся, и не могу. Воображение рисует картинки одна страшнее другой. Те, девушки…Их отвели в общий дом, как Харгард это называл.
Их так мало…
И я бы могла быть в их рядах…
Рука сама тянется к перевязанной метке. Ладонь печет даже сквозь ткань – так горит укус, хоть, благодаря отвару, тикающая боль в шее утихла. Что со мной будет?
– Очнулась?
Резко вскидываю голову и тут же морщусь от того, как тянет шею и плечо. Фрай Харгард тихо прикрывает за собой дверь, сверля меня пытливым, мутным взглядом.
– Здравствуйте, – настороженно приветствую его.
– Здравствуй, Дина, – кивает, присаживаясь на карточки рядом.
– Узнали меня?
Хмыкает и вместо ответа давит на плечо.
– Ляг и дай посмотреть…
Покорно опускаюсь на солому и затаиваю дыхание, пока он ослабляет узел перевязки. Его пальцы пахнут какой-то травой, землей и кожей. Вглядываюсь в сосредоточенное лицо Харгада, склоненное ко мне. Постарел…
– М-да…– недовольно причмокивает тонкими губами, хмуро разглядывая укус, – Глубоко успел…Самонадеянный щенок, а!
– Это плохо?
Волк не сразу отвечает, туго заматывая обратно. Достает какую-то маленькую коробочку из кармана военных штанов и кладет рядом со мной на солому. Щелкает переключателем – приборчик начинает мигать красным, тихо потрескивая. Кошусь на странный предмет. Это что?
– Для него плохо, – после всех манипуляций, наконец отвечает Харгард и садится на солому рядом.
– Почему? – я тоже сажусь на подстилке, поглядывая на мигающий прибор.
– Ты знаешь, что такое метка, девочка? – поворачивается ко мне волк, щурясь.
– Ну…Волк кусает, выбирая пару, – пожимаю плечами я.
– Не просто кусает, – качает головой Харгард, – Он травит себя твоей кровью, а тебя своей слюной, и так связывает вас. Твоя кровь – это яд для него. Как и его слюна для тебя. И чем совместимость выше, тем действие сильнее. И с каждым новым контактом связь будет укрепляться теперь. И для тебя, и для него. И легко дойдет до того, что он будет готов всю стаю убить, лишь бы тебя не отдавать. А отдавать придется. И против всех ему не выстоять.
