наподобие серванта. Холодильник «Саратов» и стиральную машину Тимофей купил чуть позже. Он так и не съездил домой к матери. Сапоги, обещанные сестрёнке, ничего не объясняя, выслал почтой.
Вера теперь вставала на полчаса раньше, готовила завтрак на двоих, красилась и только потом будила Тимофея. Они вместе завтракали, вместе уходили на работу. В конце рабочего дня встречались, вдвоём шли по магазинам. И вообще, они почти всё делали вместе. Это было самое счастливое время их жизни.
Незаметно для них самих из двух «я» родилось «мы». Но в ЗАГС они не спешили по одной простой причине – Морозову ещё не было восемнадцати.
* * *
Дед слушал внимательно, не перебивая. Когда Тимофей замолк, он проговорил спокойно:
– Коли любишь девушку, отпусти её. И тебе легче будет, и ей спокойнее. Ты, главное, в себя не уходи. Другая сыщется! Не сразу, конечно, но сыщется. Сердце-то не камень, поболит чуток и успокоится. А душа её до конца века помнить будет. Через это человек мудрее становится. Вот ты, поди, в Бога-то не веришь?
Тимофей невесело усмехнулся:
– А кто в него верит?
– Твоя правда – мало кто. Но вот что я тебе скажу. – Старик говорил без суеты, но и кичливости не показывал. – Был и я молодым, и меня жизнь ломала. А как в Бога поверил, так легче стало. Тебя на смерть пошлют, а ты перед боем «Отче наш» прочти, глядишь, боженька смертишку-то от тебя в сторону и отведёт. Пойдём в храм! Псковский-то собор совсем рядом. Я отца Варфоломея упрошу, чтобы окрестил тебя. Служивому в тоске пребывать нельзя. Служивый затосковал – смерти душу отдал. А ты поживи ещё за себя да за отца своего. Порадуй матушку внуками, сад посади, дом построй, до ста лет живи.
– Ты что же, дед, будто меня ждал? – удивлённо спросил Тимофей.
– Ждал, сынок, ждал. Мне про тебя святой Георгий слово шепнул. Как окрещу тебя, так дам тебе поясок живительный. Ты его перед боем под каску надень, головушка-то цела и будет. Маненько, может, и ранит тебя когда-нибудь. Но до смерти-то не убьют.
Сколько потом ни думал Тимофей об этом, он не мог вспомнить, как они оказались перед собором. Вроде бы только что на скамейке сидели, а уже перед дверями собора стоят.
Старичок перекрестился ещё до того, как его ноги коснулись паперти. Три ступени он перемахнул одним махом. Открыв большие тяжёлые двери, он ждал Тимофея внутри.
Едва войдя внутрь собора, Тимофей застыл, поражённый величественной красотой его убранства. Старичок юркнул куда-то в сторону, и Морозов остался один. Он сделал несколько несмелых шагов по каменным плитам пустого здания. Вокруг разнеслось гулкое эхо. Сняв фуражку, Тимофей задрал голову вверх и невольно залюбовался огромной ажурной люстрой, висящей на десятиметровой высоте.
Трудно было понять, сделана ли эта люстра из стекла или хрусталя. В любом случае выглядела она весьма респектабельно. «Да, умели раньше делать, не то, что сейчас», – подумал Морозов. Из окон купола дневной свет струился вниз, освещая всю центральную часть собора.
– По своей ли воле пришёл? – тихим басом спросил отец Варфоломей, подходя сбоку.
– Да, – вздрогнув от неожиданности, ответил Тимофей.
– Добро, коли так. Ты дитятко уже большое, а посему в чан тебя окунать не будем. Свершим таинство крещения иначе. Китель сыми, и довольно.
Тимофей послушно снял китель, который тут же был подхвачен чьими-то женскими руками.
– Храм закрыли, батюшка, можете приступать, – шикнули из-за его спины.
Всё время, что продолжался обряд крещения, Тимофей был словно оглушённый. Абсолютно не понимая смысла слов, произносимых отцом Варфоломеем, он старательно повторял за ним молитвы. Горькая тоска, тисками сжимавшая сердце и душу парня, медленно отошла в сторону, уступая место новым чувствам и ощущениям. Старичок вновь оказался рядом, подсказывая Морозову, когда нужно было креститься.
По окончании обряда отец Варфоломей перекрестил их обоих и тихо сказал:
– Ну, вот, Серафимушка, у тебя ещё на одного сына больше стало. Он парень подневольный, куда пошлют, туда и побежит. А тебе за него Богу молиться, с тебя спросится.
– Ничего, батюшка, моей молитвы на всех хватит.
Когда Тимофей и Серафим покидали уже стены собора, старик сунул в руку крестнику чёрную ленточку.
– Носи, не забывай, как говорено, да молитву читай. Тута на бумажке списано. Коли какая нужда будет, приходи, я завсегда в сквере сижу на той самой скамеечке. А теперь ступай, Сашок, да имени, что при крещении дано, никому не открывай! Это оберег твой. Ничего не бойся, чести не погань, и всё будет, как должно.
Старик перекрестил новоявленного сына, поцеловал в лоб и быстро ушёл в сторону.
Через два дня после увольнительной всю роту перебросили в Западный военный округ на крупномасштабные учения. Выгрузились прямо в степи, и в первую же ночь взвод Морозова попал в охранение.
Ночь была прохладной, шёл мелкий дождь. Тимофей с двумя сослуживцами сидел у костра. Тихая неспешная беседа текла ровно, отвлекая парней от сна. И вдруг из темноты ночи к огню вышла молодая женщина, стройная и необыкновенно красивая. Одета она была во всё чёрное – лёгкое платье, поверх него – плащ с капюшоном. Но пышная модная причёска женщины не была укрыта от дождя.
Разговор оборвался сам собой. Трое солдат молча смотрели на неведомо откуда взявшуюся красоту.
– Чего стоишь? В ногах правды нет! Раз пришла, садись, – предложил Лунин. – Замёрзла ведь, согрейся.
– На, поешь. Ты что, цыганка? Откуда такая красивая посреди степи взялась?
Ей протянули кусок хлеба, открытую банку с кашей и ложку. Молча, с загадочной улыбкой на губах, она взяла предложенную еду, поблагодарила кивком головы. А в ответ на вопросы лишь ветром прошелестела: «Из ночи». Села поближе к огню, и тот будто отодвинулся от неё, одновременно взвиваясь ввысь.
Женщина села напротив Тимофея, и взгляды их встретились. Он застыл, словно оцепенел. Перед ним была та, которую не зовут, та, что сама приходит. Чаще её проклинают и гонят от себя. Лишь иногда и очень немногим удаётся встретиться с ней и разойтись на какое-то время, чтобы рано или поздно встретиться вновь. Она многолика, молчалива, терпелива, и при этом – ужасно пунктуальна. Как правило, мы знакомимся с ней ещё в детстве, порой даже не сознавая этого…
Вот и Тимофей познакомился с ней ещё в раннем детстве. Она являлась тогда в виде бесформенных кошмаров во время его тяжёлых болезней. Всякий раз, когда температура поднималась под сорок, она приходила и пугала его, заставляя изо всех сил цепляться за жизнь. Один раз он даже попытался заглянуть ей в глаза, но безуспешно –
