выдохнул он с отвращением.
— А я их рукой давлю, — признался Яшка.
— Противно, видеть не могу пауков. — Пантушка сплюнул и пошел вперед.
Вскоре им встретился завал с узкой щелью, в которую они, не раздумывая, пролезли. По ту сторону завала был обрыв. Они стали осторожно спускаться и оказались в штреке — горизонтальной выемке, не имевшей выхода на поверхность земли. Штрек сохранился почти не поврежденным.
Береста весело потрескивала, пламя давало достаточно света, а свет вселял в сердца подземных путешественников бодрость, уверенность в том, что все будет хорошо.
Сырость и никогда не проветриваемый воздух утомляли. Тело покрывалось испариной, глаза от напряжения и дыма слезились.
— Похоже, тут давно никто не был, — заметил Пантушка, — клад, наверно, в другом месте.
— Почем знать? Может, и были, — возразил Яшка.
— Паутина-то цела.
— Может, отец Павел со Степкой нарочно подлезли под паутину.
— Зачем это?
— Чтобы своих следов не оставить. А если они разорвали паутину, так мизгирь[8] новую сплел.
— Так быстро?
— А что? У нас в погребе жил мизгирь. Палкой сорвешь паутину, а через несколько дней он опять соткет.
— Твоя правда, Яша. Поп нарочно оставил паутину. Клады всегда прячет хитро. Зароют в землю и на этом месте березку посадят. Растет березка, и не подумаешь, что под ней богатство. А то еще на кладбище закопают, холмик насыплют, как на могиле, и крест поставят.
— Здесь тоже с какой-нибудь хитростью поп спрятал.
— Давай все примечать.
— Ладно.
Они шли вперед и, увлекаясь незнакомым, впервые увиденным миром, иногда забывали о цели своего путешествия.
Вот ребята заинтересовались грибами на полусгнившем деревянном столбе, подпирающем свод. Грибы лепились друг на друга, словно отвоевывая те места, где им можно было жить и питаться. Белые, точно сделанные из молока, они легко разламывались от малейшего прикосновения.
— А есть их можно? — спросил Яшка, нюхая грибы. — Пахнут, как настоящие.
— Грибы нельзя есть без разбора: бывают ядовитые.
— А то бы грибошницу сварили, — мечтательно произнес Яшка и причмокнул губами.
— Вечером поищем в лесу сыроежек. Может, уж появились. А то и обабки, гляди, попадутся.
— Рано еще. Об эту пору грибов не бывает.
Пантушка ничего не ответил, потому что увидел на выступе камня странный мешочек. Когда он поднес поближе факел, мешочек зашевелился, внизу обозначилась голова, зашевелились уши, приоткрылись крошечные глаза.
— Летучая мышь!
— Пальцы-то, пальцы! — вскрикнул Яшка, пятясь. — Как человечьи.
Дымчато-бурый меховой мешочек начинал шевелиться все беспокойнее. Вдруг мышь раскинула крылья с перепонками и, пролетев над головами ребят, уцепилась за выступ камня в новом месте.
Пантушка взял камень и хотел убить мышь, но Яшка остановил его.
— Не надо! Слышь, не надо!..
В голосе Яшки было столько мольбы, а в глазах такой испуг, что Пантушка сразу бросил камень.
— Почему не надо? Мыши вредные, их нужно убивать.
— Что ты! — Яшка смотрел на товарища испуганными глазами. — Пойдем скорее!
Когда они отошли настолько, что мыши не стало видно, Яшка немного успокоился.
— Ты знаешь, — тихо сказал он, — эти мыши летают по ночам к людям и сосут кровь.
Пантушка тоже слыхал об этом. В селе говорили, что летучая мышь загубила дочь мельника. Повадилась к ней летать, сосала из шеи кровь, и девушка становилась все бледнее, слабела с каждым днем, наконец слегла и через полгода умерла. Никто не видел, как прилетала мышь, на теле девушки не было никаких следов укуса, а все-таки люди считали виновником преждевременной смерти именно летучую мышь.
— Вот и надо их убивать, — заявил Пантушка, вспомнив деревенские пересуды по поводу смерти дочери мельника.
— Нельзя, — осторожно, но настойчиво твердил свое Яшка. — Бабка Анна сказывала про Микиту... Он ведь знахарь, с нечистой силой водится, скотину лечит и людей. Может испортить, кого захочет!.. Так вот, слушай: Микитка взял летучую мышь, сварил ее, вынул кости и носит на груди в черном мешке.
— Зачем?
— Вот то-то и оно, — Яшка сделал такую гримасу, будто он знает что-то очень важное, да не может сказать.
— Нечистой силы нет! — отрезал Пантушка.
— Ты еще скажи, что бога нет! — страстно произнес Яшка.
— А кто его видел?
— Его никто не видит, а он есть. Он сотворил и небо, и землю, и людей.
— А нечистую силу кто сотворил?
— Она сама народилась, она враг бога.
Пантушка рассмеялся. Он перестал верить в существование бога или черта. Не раз слышал он, как отец и Стародубцев спорили с Феклой, доказывая ей, что бога выдумали богатые люди; это им надо для того, чтобы держать простой народ в кабале.
Фекла крепко верила в существование бога и нечистой силы, она и Пантушке внушала, что без бога не было бы ничего живого.
— А ты его видела? — спросил как-то Пантушка.
— Я грешная, а бог является только праведным.
Пантушка верил больше отцу и Стародубцеву, чем матери.
И теперь, слушая испуганный Яшкин шепот о летучей мыши, обладающей будто бы какой-то таинственной, нечистой силой, Пантушка улыбнулся про себя и вдруг повернул назад, бросив товарищу:
— Постой тут, я сейчас.
Не успел Яшка сообразить, в чем дело, как Пантушка исчез. Яшка побежал за товарищем и увидел, что тот сидит на корточках и разглядывает убитую мышь.
— Убил? — вырвалось у Яшки.
— Да, — спокойно ответил Пантушка. — Смотри, какие большие у нее уши.
Яшка перекрестился.
— Не бойсь, — успокоил его Пантушка. — Ничего не будет. Сколько их мышеловками ловят и убивают, а ни с кем еще ничего не случилось.
— Так то полевые, а эта летучая.
— Это все равно. Убил не ты, и тебе бояться нечего.
Последние слова успокоили Яшку, и товарищи продолжали свой путь.
Штрек привел их в обширную пещеру, такую высокую, что в ней мог бы поместиться самый большой деревенский дом. В центре пещеры валялись на земле головешки.
Ребята переглянулись.
— Тут кто-то был, — прошептал Яшка.
— Вижу, — с подчеркнутым спокойствием ответил Пантушка и начал осматривать пещеру. Тут обнаружилось, что от нее отходят еще два штрека.
— Да-а, — протянул Яшка. — Ходов-то сколько! И не знаешь, куда податься.
Пантушка задумчиво оглядывал пещеру.
— Вот что, —
