Внизу хлопнула дверь – Эд или Берри ушли. Мы заговорили разом, и я сказал:
– Давай.
– Нет, ты.
– Ты понимаешь, о чем мы на самом деле говорим?
– Ну, видимо, ты имеешь в виду, – после краткого раздумья сказала ты, – что эти точки зрения… что мы через них определяем себя.
– Да, но я имею в виду, что раньше нас в таких разговорах заклинивало. Мы ссорились, ходили по кругу. А сейчас мы с этим играем. Прогресс.
Ты открутила крышечку с бутылки – это занятие словно поглотило тебя целиком.
– Ты меня запутывал. Ты так прыгал с одного на другое, и притом все вроде связано. Мне теперь легче следить. Или ты научился излагать логичнее.
– Дешевый ход.
– Да нет же! Просто предполагаю.
– Ну, тебя я сейчас вижу яснее, это точно. Как работает твой мозг. Одно полушарие все препарирует, другое… сплошь дымка, и горы, и замки, а ты сидишь в башне, грезишь о том, что за горами, и вот является парень, менестрель какой или рыцарь, и ты кричишь: «Привет! Я тут, наверху!» – и машешь ему шарфом.
– То есть я наполовину чокнутая…
– Ага, вопрос только – на какую половину.
– … а твой мозг болен целиком.
– Это прекрасная болезнь. – Я притянул тебя к себе. – Из тех, что выигрывают состязания.
Я перебирал перышки волос у тебя за ухом.
– Знаешь, фабула рассказа, я тебе посылал давным-давно… про женщину, которая начинает получать изысканные подарки от неизвестного? Одежду, украшения.
– Помню… мне понравилось.
– У тебя были идеи. Ты мне послала такой… такую схему, расписала события и связки. Если герой X поступит так-то, герой Y должен быть там-то. Слушай, я был потрясен. Я ни о чем таком не думал. Совсем увяз, пока выбирал, какая из твоих идей лучше, и рассказ так и не дописал.
– Прости, – сказала ты.
– Ты расплатилась. Ты мне тут на днях подарила финал.
– Правда-а? – От твоего восторга слово стало трехсложным. – Расскажешь?
– Слишком заковыристо. Покажу, когда закончу. Я, собственно, об этом вот почему вспомнил: мы с тобой рыбачим в разных прудах.
– Ты все сыплешь деревенскими метафорами, – сказала ты. – И ссылками на рыбалку. Я чувствую, Антуан на тебя сильно повлиял.
– И Антуан, и Фри. Они прекрасны, они изменили мою жизнь. Им бы новости по телевизору читать.
Мы ненадолго лениво сплелись, а потом ты спросила:
– Ты что, по правде так меня видишь? Сижу в башне, шарфом машу, дарю прохожим шанс меня спасти?
– Не совсем. Мне кажется, ты пятнадцать лет пыталась спастись сама, и в итоге тебе понравился парень, что катается туда-сюда под окном.
Дом скрипнул под взревом ветра, но помимо этого оставались только наши звуки – дыхание и редкие жалобы пружин.
– Что ты хотела мне сказать? – спросил я.
– Я потом скажу, ладно?
– Я этого слышать не хочу?
– Да нет. Устала разговаривать просто. – Ты сложила чашечкой ладонь, обхватила мой затылок, глядя на меня чуть беспокойно, точно эффект тебя не вполне обрадовал.
– Так, значит, тебе все равно, что, может, приземлились космические захватчики? – спросил я. – Зомби из иного измерения тибрят наши лодки.
– Ага. – Ты улыбнулась. – Мне по-честному плевать.
– А аллигатор? Бумажки?
– Плевать.
– Туман?
– То же самое.
– Снежный человек, жабья чума и…
– Плевать, плевать, плевать.
– Мне тоже, – сообщил я. – И знаешь что?
– Не знаю, что?
– Получается, ты в беде.
Ты придвинулась ближе, сосками коснулась моей груди, закинула на меня ногу. Глубина темно-карих глаз – многие мили.
– Плевать, – сказала ты.
В следующий раз я посмотрел на небо, отправившись к холодильнику за апельсиновым соком, и сквозь балконную дверь увидел над морем звезды и почти полную луну. Я ждал возвращения к нормальности, но столь яркая и пугающая ее примета высверкнула во мне страхом – внезапно, будто спичка чиркнула в темной комнате. Я оглянулся – заметила ли ты небесные перемены. Ты сидела, окутанная тенями. Разум мой был чист, просто на удивление, но ясность хрупкая, в опасности.
– Иди в постель, – позвала ты.
Лежа там, прячась в тебе, я слышал гул в ушах – шепот крови, словно электрическая религия пела по нервам, обращала меня к вере в то, что, пускай тела наши и умы идут своими дорогами, все же странным образом мы неразделимы. Что-то вроде судьбы рождалось в нас. Не грандиозный план, но эпизод в большом сюжете, замечательный хотя бы своей неизменностью. Мы касались друг друга, точно духи или облака. Бесформенные, взаимопроникающие.
– Рассел, – сказала ты очень нескоро.
– М-мм, – отозвался я.
– Я думаю уйти от мужа.
Слова эти отчасти разрезали связь меж нами. Я уже не так дрейфовал с тобой; ветер холодил мне спину.
– Я уже некоторое время думаю. – Я не ответил, и ты прибавила: – Ничего не скажешь?
– Я надеюсь, ты действительно уйдешь. – Я сел, провел руками по волосам, посмотрел через балконную дверь, пытаясь прочесть небесные знаки.
– Я знаю, я раньше это говорила, и я еще не готова уйти, но…
– Тогда зачем говорить сейчас? – Прозвучало жестче, чем я хотел.
– Потому что я хочу тебя увидеть.
– Чикаго, январь, так?
Ты прижала пальцы к моему предплечью, отняла руку – медэксперт проверил окоченение.
– Я надеялась… – Ты смолкла, а когда заговорила снова, голос стал сильнее, решительнее. – Ты всегда говорил, тебе неважно, где работать, – ты где угодно можешь жить. Я надеялась, ты сможешь переехать поближе ко мне.
– Поближе? – Я не сознавал, в каком я напряжении, пока напряг не ушел из спины. – Насколько поближе?
– Может, в Калифорнию?
Ты однажды по телефону сказала, что уходишь от мужа. Когда ты повесила трубку, я поставил телефон и грохнулся в обморок. Сейчас было нечто похожее. Головокружение, боковым зрением я различал вспышки крошечных лампочек.
– Рассел?
– Я тут.
– По голосу не скажешь.
Я был словно человек, что посреди урагана пытается не упустить шляпу. Вокруг все мчалось.
– Сегодня днем, – сказал я, – ты ведь говорила… ты говорила, что не можешь больше ничего обещать.
– Я пока думаю.
– Правила… ты безостановочно меняешь правила.
