салоне стояла тишина, пока Роланд вез нас через центр Портленда. Мы проехали мимо парочки баров, перед которыми выстроились огромные очереди, а такси подвозили все больше людей на ночные вечеринки. Наступил вечер пятницы, и ночная жизнь кипела вовсю. На одном из светофоров я смотрела, как компания смеющихся девушек переходит дорогу, думая о том, что несколько часов назад была такой же. Наблюдал ли за ними сейчас другой Илай, выбирал ли ту, которой выпадет судьба, изначально предназначенная для меня?
«Боже, теперь я вхожу в статистику». Я постоянно читала в интернете истории о вампирах и исчезновении людей. Мне всегда было жаль ничего не подозревающих жертв, которые даже не догадывались, что их ждет. До сегодняшнего вечера я считала себя умнее их, более подготовленной благодаря всем своим знаниям. Страшно и в то же время унизительно осознавать, что я была так же уязвима, как и все остальные.
Как только мы выехали на шоссе, Роланд с облегчением выдохнул. Никто из нас не жалел, что Портленд остался позади. Роланд возился с радио, пока не нашел станцию с классическими роком, и салон машины заполнила песня группы Eagles. Мы слегка расслабились, но никто из нас не хотел разговаривать. Я знала, что они что-то скрывают от меня, но мой разум слишком устал, чтобы воспринимать сейчас какую-либо информацию.
Спустя час Роланд свернул к Нью-Гастингсу, но вместо того, чтобы направиться в город, поехал в сторону фермерских угодий на окраине Ноллса. Раньше они с Питером жили в Ноллсе, и в детстве я часто бывала здесь. Даже не счесть, сколько раз проводила время на ферме их дяди Брендана. Когда мы проезжали мимо знака, указывающего на Ноллс, меня осенило, что я не была здесь почти год. Неужели прошло так много времени? Еще два года назад ни одного выходного я не проводила вдали от Роланда и Питера. Но примерно тогда же они решили укреплять «мужскую дружбу» со своими кузенами и начали ходить в походы. Поначалу мне было обидно, что они не допускают меня к своим развлечениям, но потом я стала больше времени проводить с Реми. И в конце концов, вообще перестала здесь появляться.
Теперь, вспомнив об этом, мне стало смешно оттого, что Роланд согласился проводить столько времени со своими кузенами, особенно с Фрэнсисом, который был на четыре года старше нас. Роланд и Фрэнсис никогда не ладили, и, насколько мне известно, сейчас ничего не изменилось. Я не нравилась Фрэнсису, он недолюбливал меня и никогда не скрывал своих чувств, что только злило Роланда. На самом деле, они серьезно повздорили, – и я имею в виду кровавую драку, – незадолго до того, как начали проводить время вместе. Мы находились на ферме, когда пришел Фрэнсис и спросил, есть ли у меня дом, куда я могу пойти, вместо того чтобы вечно путаться у них под ногами. Я бы послала его куда подальше, если бы Роланд не ударил его первым. Не успела опомниться, как они уже несутся через кукурузное поле Брендана, оголтело визжа словно два одичавших пса, пытающиеся перегрызть друг другу глотки. Потом появился отец Питера, Максвелл, и рычал на них, пока те не выползли из помятой кукурузы как нашкодившие щенки.
Я невольно приоткрыла рот. «Нет!»
«Вы чувствуете этот запах, друзья мои?»
«Неудивительно, что на тебя напали. Лишь парочка щенков на защиту».
Большое мохнатое тело прыгнуло, чтобы поймать меня.
– Этого не может быть. – Моя рука схватилась за ремень безопасности, который вдруг начал душить меня.
Роланд взглянул на меня.
– Сара?
Я бы знала, верно? За все дни, за сотни – нет, тысячи, – часов, проведенных вместе, я должна была заметить какой-то знак. Я ведь не была несведущей о настоящем мире. Пусть я и не видела оборотня до сегодняшнего дня вживую, но человек не мог скрывать очевидные недостатки ликантропии от близких. Именно поэтому большинство оборотней вели затворнический образ жизни. Как и вампиры, они не могли прикасаться к серебру – было бы довольно сложно объяснить, почему ты получаешь ожоги второй степени от серебряной вилки. И оборотни были хищниками, которым нужно охотиться. Они не могли жить среди людей, если хотя бы раз в месяц не оборачивались и не охотились на животных…
Моя ладонь взлетела ко рту.
– Останови машину.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил Роланд.
– Останови машину!
Питер наклонился вперед.
– Чувак, думаю, она собирается блевать. Остановись.
Роланд сбавил газ и съехал на обочину перед темным полем. Как только машина остановилась, я распахнула дверь, побежала к забору и согнулась, пытаясь сделать вдох. Позади меня хлопали дверцы машины и хрустели листья, пока друзья направлялись ко мне.
Мои лучшие друзья, оборотни.
Роланд нерешительно спросил:
– Ты в порядке?
Беспокойство в его голосе отозвалось в моей груди болью. Я сделала глубокий вдох, но так и не смогла посмотреть на них.
– Почему вы не рассказали?
– Не рассказали – что?
– У меня был шок, но сейчас голова яснее некуда. – Я ухватилась за верхнюю перекладину ограды, и в мои ладони впилось шершавое дерево. Оно было твердым и самым реальным, чем весь сегодняшний вечер, поэтому я крепко держалась за него. В памяти возникли преисполненные отчаяния слова, которые я услышала, когда очнулась. «Я не смог добраться до нее».
– На пожарной лестнице был ты, да, Роланд?
Молчание.
– Сара, я… – неуверенно начал Роланд.
– Черт, – пробормотал Питер.
Ветер промчался по деревьям, зашелестев листьями и взъерошив мои волосы. Неподалеку в подлеске копошился маленький зверек. Здесь было так темно и тихо, а еще гораздо спокойнее по сравнению с городом. Я глубоко и неровно дышала деревенским воздухом, пытаясь придумать, что сказать.
– Пожалуйста, не бойся нас, – спешно проговорил Роланд. – Мы бы никогда не причинили тебе вреда.
Я обернулась к ним.
– Знаю. Я не боюсь вас. Я расстроена, что мне пришлось попасть в лапы вампира, чтобы узнать правду. И даже тогда вы попытались скрыть это.
Как только обвинение сорвалось с губ, я почувствовала себя лицемеркой. Я обвиняла друзей в том, что они держат от меня секреты, хотя сама занималась тем же все то время, что знала их. Мое не слишком праведное негодование лишило меня сил, и я привалилась к изгороди, замерзшая и уставшая.
Роланд медленно подошел ко мне.
– Мне жаль, – мягко произнес он, голос тяготило раскаяние. – Нам пришлось скрывать это от тебя. Нас связывают законы.
– А когда отец устанавливает закон, никто не может ослушаться, – серьезно добавил Питер. – Мы хотели рассказать тебе, но смертным не позволено знать о нас.
– А ваш отец?
