Но сию минуту, как назло, мимо не пробегал ни один завалящий волк. Зато притаившийся у спуска к трассе автомобиль пришел в движение. У него под капотом рычал такой же мощный зверь, как и у нашего преследователя. Оставалось неясным, почему они так и не вызвали вертолет. Возможно, не ожидали сопротивления, или не хотели настолько засветиться. Так или иначе, нас зажимали на узкой тропе.
— Хорошо, малыш, — коснулся меня дядя Эвальд. — Все делаешь хорошо.
От его похвалы я не обрадовался, а, напротив, похолодел. Итак, вместо того чтобы мне помочь взрослые сговорились и кинули одного на произвол судьбы.
— Какого черта останавливаться? — огрызнулась великанша. — Полминуты простоя — и мы увязнем по ступицы.
— Впереди нас ждут, — коротко ответил дядя Эвальд.
— Что?! Опять засада, мать их так! — выругалась Мария, но дядюшке она немедленно поверила. — Бернар, куда еще можно свернуть?
Впереди наметилась низина. Фар встречающей нас машины стало не видно, но это ненадолго. Почти наверняка молчаливые мужчины сейчас прикручивают к стволам глушители и натягивают маски на лица. Такими их показывают во всех фильмах. Потом они бросят машину посреди колеи, чтобы мы не сумели объехать, а сами спрячутся снаружи и хладнокровно перестреляют всех, кроме Анки! Если бы я не занимался делом более важным, то непременно сумел бы их посчитать…
— Свернуть некуда, — ответила за меня тетя Берта, — Помолчите, не мешайте мальчику!
— Как это «помолчите»? — взвилась наездница. — Нас перебьют, как куропаток. Попробуем прорваться, все пригнитесь!
Тут две лохматые тучи расползлись в сторону наподобие театрального занавеса, и над лесом и лугами Харрисона разлилось тусклое лунное сияние.
— Вперед даже не думайте, — дядюшка Эвальд закашлялся. — Там не разъехаться! Их трое, и у них автоматы.
— Тогда куда? Назад?
Я свистнул еще раз, подыскивая верную мелодию. Дождь стучал по щекам, но очень скоро я перестал его замечать. Я свистел, то понижая голос, то повышая до уровня, не доступного птицам, и думал о том, что помимо сопротивления властям и соучастия в угоне меня скоро можно будет обвинить в вооруженном нападении на полицию или, бери выше, на десантников Ее величества. Интересно, сколько десятков лет отсидки насчитал бы младший братец Дрю? Он ведь у нас дока по части уголовного права…
Внизу, в миле отсюда, жеребец Лепесток встал на дыбы и проломил двери денника. Ему понадобилось ударить шесть раз, в рыжую шкуру воткнулось несколько заноз. Лепесток до крови оцарапал бок, но продолжал лупить, пока не своротил засовы. В соседних денниках взбесились Звездочка и Забияка. Обе они — дочери Зеленоглазки, принадлежащей моему папе. Забияка боком навалилась на прогнившие доски, Звездочка пришла к ней на помощь. С другой стороны коридора заржала Лимонница, старшая сестра Лепестка, и опустила передние копыта на перекладину дверки.
— Пожалуйста! — Я вернулся в салон машины. — Надо доехать до верха холма, там вроде круга с камнем в центре. Там развернуться и остановиться!
— Не вижу никакого круга, но вроде бы там, наверху, есть ровная площадка, — оскалилась Мария. — Если не зацепят с вертолета, есть шанс развернуться! Как только остановимся, все бегите к лесу и ложитесь. Саня, стреляем только по моей команде, когда они подберутся вплотную!
Я снова высунулся в окно. Джип был уже так близко, что удалось разглядеть на его бампере лебедку с тросом. Оттуда, как и прежде, не стреляли и не пытались командовать. Создавалось жутковатое ощущение, что за нами крадется сама машина, пустая, бессмысленная и жестокая, готовая на все и не приемлющая никаких оправданий. Мне вдруг представилась нелепая картина: Мария, Саня и дядя Эвальд стреляют с обеих рук, выпускают каждый по обойме, но наш железный враг продолжает движение. У джипа уже нет лобового стекла, спустили все колеса, свистит пар из пробитого радиатора, но он прет, как танк, гудит, и вот уже видны внутри измочаленные пустые сиденья…
Лепесток с разбегу ударил в ворота. Хорошо, что Харрисон никогда их качественно не запирал. Поранив морды, из денников вырвались еще три взбудораженные кобылы, они грудью кинулись на хлипкие ворота и, свалив их, оказались на свободе.
Наездница, матерясь, давила на педаль. Джип подобрался почти вплотную, его колеса тащили на себе тонны грязи. Вторая машина задумчиво пыхтела в лесу: очевидно, там оказалось слишком глубоко, или неопытный водитель загнал колесо в яму. У меня кисточки на ушах стояли дыбом, а волосы раздулись и налились кровью.
— Бернар… — прошептала мне в ухо Анка, — Бернарчик, вас всех хотят убить из-за меня? Да что ты там постоянно свистишь? Ты слышишь — я с тобой говорю! Можешь прекратить свой дурацкий свист хотя бы на минуту?!
Я на секунду опешил. Это огромная редкость — когда обычные слышат мужской свист.
— Он не может прекратить, маленькая леди, — дотронулся до ее плеча дядя Эвальд. — Потому что он всех нас спасает.
Конечно, дядюшка выразился чересчур напыщенно, но на Анку подействовало.
— Я просто… — растерянно заморгала она. — Я просто хотела сказать, что вы не должны страдать из-за меня. Давайте, я лучше выйду возле полиции и скажу, что потерялась. Пусть они звонят в посольство… В английской полиции же меня никто не тронет, верно?
Лошади галопом взбирались по отлогой стороне холма, наперерез джипу, под их копытами еле заметно вздрагивала земля. Где-то очень далеко на западе, куда откатывалась гроза, снова ударила молния. Трава на ночном лугу колыхалась, как волосы утопленницы.
Эвальд переглянулся с Саней и молча потрепал Анку по голове.
— Что вы молчите?! — разозлилась она.
— Ты необычно рассуждаешь, — отозвался, наконец, дядя Эвальд. — Здесь каждый ведет войну от лица своих кровников, но за кого сражаешься ты?
Наш автобус в который раз застрял. Марии пришлось сдать назад, чтобы ведущие колеса зацепились за твердый грунт. Летящей из-под колес грязью залепило задние окна, комки падали даже на крышу.
— Ни за кого я не сражаюсь, — шмыгнула носом моя девушка, — Я не солдат и не собираюсь воевать!
— Что за дьявол? — Мария изумленно уставилась в окно. — Такое чувство, что там… стадо буйволов!
Наш автобус одолел последние метры подъема, враг замешкался на том самом месте, где мы недавно буксовали. Очевидно, струи дождя размыли в глине широкое русло, и с наскоку его было не одолеть. Я высунулся в окно до пояса и свистел так, как никогда до того. Где-то внутри меня вдруг прорвало плотину, словно треснула застывшая корка на вулкане, и начал хлестать огненный фонтан.
Это было круто, особенно когда из темноты отозвались веселым яростным ржанием мои друзья.
Я собрал воедино все отголоски песен диких коней, напомнил им о буйстве шотландских лугов, где их предки скакали, скрываемые высотой двухметровых трав.
Я напомнил им о гордых табунах, не способных подчиниться слабому отродью человека, о конях, которые скорее предпочли бы броситься со скал, чем понуро плестись под уздой.
